Черепаший вальс - стр. 43
– Значит, это не мог быть Антуан, – подытожила Жозефина.
– Ты подумала на него?
– Потом… Когда получила открытку. Я долго не могла уснуть и все думала: а вдруг это он… Нехорошо, конечно…
– Если мне не изменяет память, Антуан всегда сильно потел, да?
– Да. Он обливался потом перед малейшим испытанием, был мокрый, хоть выжми.
– Значит, это не он. Разве что он изменился… Но ты так или иначе подумала на него…
– Мне так стыдно…
– Я тебя понимаю, действительно странно, что он опять возник. То ли он написал открытку и попросил отправить после своей смерти, то ли он и вправду жив и бродит где-то поблизости. Зная твоего мужа и его страсть к дешевым эффектам, можно подумать что угодно. Он вечно что-нибудь сочинял. Уж так ему хотелось выглядеть большим и важным! Может, он решил растянуть свою смерть, как те актеришки, что часами умирают на сцене, никак не кончат свой монолог, хотят всех затмить.
– Ширли, ты злая.
– Для таких людей смерть – это оскорбление: стоит отдать Богу душу, как тебя забывают, суют в яму, ты никто и ничто.
Ширли понесло, Жозефина уже не могла ее остановить.
– Антуан отправил эту открытку, чтобы урвать лишний кусок жизни на этом свете: пускай, мол, они и после смерти обо мне говорят, не забывают.
– Я была в шоке, это точно… Но это жестоко по отношению к Зоэ. Она же свято верит, что он жив.
– Да ему плевать! Он же эгоист. Я никогда не была высокого мнения о твоем муженьке.
– Перестань! Он же умер!
– Надеюсь. Не хватало еще, чтобы он торчал у вас под дверью!
Жозефина услышала в трубке свист чайника. Потом Ширли, наверное, выключила газ, потому что свист перешел в сиплый вздох. Tea time[16]. Жозефина представила, как Ширли на кухне, прижав трубку плечом к уху, льет кипяток на душистые листья. У нее была целая коллекция чаев в цветных железных банках; когда она снимала с банки крышку, по всему дому распространялся пьянящий аромат. Зеленый чай, красный чай, черный чай, белый чай, чай «Князь Игорь», чай «Царь Александр», чай «Марко Поло». Заваривать три с половиной минуты, потом вынуть листья из чайника. Ширли тщательно соблюдала все правила.
– А что до равнодушия Луки, тут вообще говорить не о чем, – продолжала Ширли, не отвлекаясь от темы. – Он такой был с самого начала, и ты сама его держишь на почтительном расстоянии. Ты водрузила его на пьедестал, умащаешь елеем и простираешься у его ног. Да ты всегда так вела себя с мужчинами, извиняешься за то, что смеешь дышать, благодаришь, что тебя удостоили взгляда.
– По-моему, я не люблю, чтобы меня любили, но…
– …но что? Давай, Жози, выкладывай…