Челтенхэм - стр. 102
– Они уговорили двух слепых ужей умереть героической смертью, – пробормотал Диноэл, но уже понимал, что побежден и выбор сделан. – Черт с ним со всем, твоя взяла, сарказматик железный.
Покинув пещеру затемно, он дошел до той расщелины, где сплетение колючих ежевичных ветвей хранило его гравицикл, и еще до полудня потряс своим появлением бездельников-стажеров из Тринадцатого района. Там Диноэл бегло просмотрел два десятка накопившихся телеграмм, выяснил, что багаж его прибыл и успешно отправлен, велел Фреду не забыть и перегнать снизу его машину, и затем, перебравшись через заросшую лиственницами обрывистую лестницу скальных уступов, очутился на Сороковой Миле – последнем закрытом участке дороги, упиравшейся в Райвенгейт – левобережное предместье Лондона.
Этот недолгий, тридцати-сорокаминутный путь из нашего времени в Средневековье самого что ни на есть густого и подлинного замеса, было принято проделывать пешком – если, конечно, по причине срочных и неотложных дел гостя не ждала подстава лошадей. Сесть на коня Диноэл собирался позже, спустившись к самой Хэмингтонской набережной – там, на постоялом дворе против зданий Государственной Канцелярии, недавно переехавшей на левый берег из Уайт-Холла, он арендовал часть конюшни, да и проход по Сороковой Миле не мог остаться незамеченным – кто-то из его людей непременно должен был встретить. Поэтому, вооружась специально припасенным посохом и усилием воли временно изгнав из души всевозможные сомнения, Дин шел себе средним шагом и любовался постепенно открывающейся панорамой города.
Никаких костюмных преображений ему не требовалось. Его бесформенная хламида с монашеским капюшоном, безликая котомка через плечо и сапоги неопределенно-старинного фасона соответствовали какой угодно эпохе, а посадка головы и аристократическая внешность наводили на мысль, скажем, о бароне, который по обету пешком обходит близлежащие монастыри.
Лондонские дали понемногу разворачивали перед ним свой пестрый простор. Вон уже видны башенки Тауэр Бриджа – он еще не видел мост законченным; вон показались сложные ряды причалов на Мидл Твидле, вот купол собора Св. Павла поднимается над дымкой, за поворотом реки – Господи, сколько же лодок! – открывается череда мостов… Ого, а это еще что такое?
На Диноэла стеной надвинулся дикий рев мотоциклетного двигателя. С верхней дороги, ясное дело, какой-то ухарь, послав куда подальше правила и запреты, ехал с водопадов Ведьмина колодца, есть на Равенгейтских утесах такое природное диво, можно полюбоваться на падение шумных вод в окружении красных кленов, но надо иметь не то что наглость, а настоящее безумие, чтобы вот так промчаться оттуда через закрытую зону – такие развлечения попахивают Тауэрхиллом. А вот подъехало и само чудо.