Человек сидящий - стр. 7
В заботах о приведении нового жителя в относительно потребный вид прошел вечер. Мыться он не любил, к чистке зубов относился с презрением, с наслаждением выкурил сигарету, предложенную Евгением, отследил, что у того на свободной верхней шконке лежит несколько блоков, и немедленно проникся к сокамернику уважением. Заснул быстро и крепко.
Но ненадолго.
– Фаина! – Крик был внезапным, – Фаина, зачем ты меня закрыла? Выпусти меня!
Он нервно вскочил и подлетел к двери. Открылся глазок. Юрий Афанасьевич акцентированно ударил в него лбом.
– А, это этот, – емко констатировал продольный[4] и перестал реагировать.
Реагировать между тем было на что. До четырех утра Юрий Афанасьевич требовал, чтобы Фаина, его неверная, как выяснилось, жена, выпустила его из камеры и отвезла домой, перестала спать с начальником тюрьмы и соседом; хитро прищуривая желтые глазки, он неубедительно обещал простить жену за все и, сжимая тощие кулачки, убедительно обещал закопать сразу же, как только она его выпустит.
Коридорные вертухаи-продольные веселились, смеялась тюрьма, и только мы прощались с Новым годом.
И не зря. Пометавшись чутко и тревожно пару часов на шконке, Юрий Афанасьевич проснулся. Бесшумно прошел к сигаретам Евгения, вытащил пачку из дорогих, что тот держал для себя, нашел спички. Из долгожданного, но забытого всеми (не до него) холодильника им была похищена колбаса, аккуратно положенная старожилом хаты Василием.
Он стоял у двери, улыбался и был безмятежен. Ел и курил. Проснулись все.
– Здравствуй, Фаина, – рассеянно глядя на нас всех одновременно, сказал Юрий Афанасьевич, не понимая, что он только что скрысил. Это непонимание его спасло.
– Впервые вижу крысу[5], к которой пришла белка[6], – произнес Евгений, человек повидавший.
«Белка» действительно пришла. 31 декабря был прекрасен в своей незабываемости. Делирий Юрия Афанасьевича днем кидал его на стены, подвигал на длинные рассуждения, заставлял искать Фаину под шконками, зорко наблюдать за открывающейся дверью и бесстрашно бросаться в побег прямо на ржущих вертухов.
И только Путин спас хату. Новогоднее поздравление Юрий Афанасьевич выслушал как заклинание. Для завершения ритуала я сунул ему в руку стакан с колой. Выпил он ее со вкусом, не торопясь, трогая языком нёбо и причмокивая.
– Все будет хорошо, все будет хорошо, – повторял он, засыпая.
«Белочка» ушла. Путин прогнал.
Фаину он больше не вспоминал, а она ему принесла передачу. Пахнуть суррогатами он перестал через две недели. Желтизна сошла к февралю. Когда понял, что за уборку камеры можно получить пачку сигарет, – хата стала сиять.