Человек неразумный - стр. 34

Этот жуткий сон Заломов хранил в глубокой тайне не менее двух месяцев и лишь осенью рассказал его одной пожилой женщине, гостившей у матери. «Миленький ты мой! – сказала женщина. – Так это же Христос к тебе приходил. Это добрый знак. Христос только к избранным приходит». Нельзя сказать, что слова женщины успокоили Заломова, скорее напротив, его страхи после этого даже усилились. Лишь знакомство с физикой и, как ни странно, чтение Жюля Верна помогли ему существенно ослабить свой страх перед высшими силами, хотя излечение от этого психического недомогания пришло гораздо позже. И свидетельством тому снова явился сон.

Тогда Заломов учился в медицинском институте и много времени проводил в анатомичке, с интересом наблюдая за становлением у сокурсников «врачебного мышления». Более всего его поражало, как быстро вчерашние сентиментальные школьницы пропитываются махровым медицинским цинизмом. Как лихо и беззаботно вертят они в своих нежных ручках кости, внутренние органы и прочие фрагменты человеческого тела и весело суют шпильки во все отверстия и каналы. Но, пожалуй, более всего его шокировало отношение будущих врачей к трупам, превращённым в так называемые анатомические препараты. У этих людских останков не было ни кожи, ни внутренних органов – лишь скелет, связки, мышцы и нервы. Каждому из препаратов студенты придумали имя. Были там и Матильда, и Вася, и особенно популярным был Коля. Этот Коля при жизни был могучим парнем, можно сказать, геркулесом, а после смерти его великолепные мышцы теребили, бормоча божественную латынь, довольно бестолковые люди, в головах которых свистел пустой ветер молодости. Конечно, тот здоровенный парень, ставший после смерти Колей, едва ли предвидел, что случится с его телом, а вот в одной из склянок институтского анатомического музея были выставлены заспиртованные внутренности какого-то профессора царской России. Этикетка возле склянки сообщала, что учёный завещал свои останки медвузу для изучения анатомии. Заломова поразила сила духа человека, смогшего, даже не постигнув азов диамата, так радикально и так безбожно распорядиться своею священной плотью.

И вот восемнадцатилетнему Заломову приснилось, будто он стоит, склонившись над Колей, и перебирает пинцетом его мышцы предплечья. Вдруг громадный препарат вздрагивает, легко соскакивает с мраморного стола и заключает Заломова в свои объятья. Владиславу трудно дышать, ибо липкая, отвратительно пахнущая плоть трупа прижата к его лицу. Под его руками лишь поясничный отдел Колиного позвоночника. Он нащупывает отходящие к ногам толстые нервные пучки и остервенело рвёт их, почему-то крича: «Кончай этот маскарад!». Лишённые иннервации ноги гиганта подкашиваются, и он, как мешок, повисает на Заломове. Тот не выдерживает тяжести Коли, и они оба падают на холодный цементный пол. Однако руки монстра продолжают действовать, и его страшные жёлтые ногти вонзаются в кожу на горле Заломова. «Надо добраться до грудного отдела», – вот главная мысль, которая бьётся в угасающем сознании несчастного студента. Изнемогая от удушья и усталости, он скользит ладонями вдоль позвоночника пустотелого трупа и наконец натыкается на нервы, приводящие в движение мышцы рук. Он разрывает липкие пучки – и Коля разжимает свои страшные кисти. Теперь Владислав может свободно дышать, но его сознание всё ещё мутится от смрада, источаемого проформалиненной плотью анатомического препарата.