Человек на закате - стр. 14

я соглашусь и добавлю неспешно:

сеял я глупое, бренное, тленное,

сеял и доброе, но безуспешно.

Бросил хорохориться теперь я

и не разглагольствую площадно;

время нам выдёргивает перья

и кураж изводит беспощадно.

Я строки ткал, и ткалось худо-бедно,

в усердном ремесле прошли года;

ткань жизни расползается бесследно,

ткань текста – остаётся иногда.

Эрзацы, фальшь и суррогаты

питали нас в былые дни,

и если чем-то мы богаты,

то это именно они.

А к вопросу о культуре —

был я шут и безобразник,

но, по-моему, без дури

жизнь – не праздник.

И прощусь я с повсюдным поганством,

и очнусь на другом этаже,

где сливается время с пространством

и где нет их обоих уже.

Это много, а не мало —

жить без бури и пурги,

трудно двигая и вяло

две отёкшие ноги.

Абстрактных истин, истин вообще

я не люблю, поскольку не философ,

люблю я мозговую кость в борще —

она лежит, и нету к ней вопросов.

У старости какие удовольствия?

Ничем не нарушаемый покой,

обильные запасы продовольствия

и кнопки от экрана под рукой.

Пишу об увядании своём,

поэтому и старюсь немучительно,

хотя когда-то пел я соловьём,

а нынче только каркаю значительно.

В некой рыхлой школьной хрестоматии

хер нарисовав исподтишка,

мысленно послав меня по матери,

выучат потомки два стишка.

Наш разум, интуиция, наитие

ничуть и никогда не замечают,

насколько уже близко то событие,

когда их воедино выключают.

Мы пьём непрерывно и много едим,

соблазны внушает нам бес,

и то, что пока организм невредим, —

одно из Господних чудес.

Повадки больше нет во мне упрямой,

всё взвешивает разум на весах;

я думаю, теперь и папа с мамой

спокойны за меня на небесах.

Блаженно тихое безделье,

в нём хорошо и свеже дышится,

в моей почти монашьей келье

возле дивана лень колышется.

Влился в мёртвую природу

закадычный давний друг;

Бог готовит нас к уходу,

близких душ сужая круг.

Уж ни одна колода карт

с цыганкой наравне

совокупительный азарт

не нагадает мне.

Во время Страшного суда

надеюсь я не унывать,

а посмотрев туда-сюда,

родным и близким покивать.

По жизни много раз терпя убытки,

я волосы не рву при каждом бедствии:

судьба не разоряет нас до нитки,

а часть и компенсирует впоследствии.

Мы живём в густой бурлящей каше,

мало что в ней толком разумея;

многие моменты жизни нашей

мы поймём не здесь весьма позднее.

В нас часто состояние тревожности,

мы чувствуем её немую речь,

она бормочет нам о безнадёжности

себя предохранить и уберечь.

Такого у судьбы я не просил

и горечи своей не утаю:

не только для работы нету сил —

я даже отдыхая устаю.