Чекисты - стр. 33

Решив на несколько минут перевести дух, в комнате отдыха за своим кабинетом я поставил на примус турку с кофе. Вдохнул с наслаждением аромат. Повернулся к зеркалу. Глянул на себя.

Из зеркала на меня смотрел среднего роста, плотный кабанчик – плечи крутые, щеки румяные, голова лысая, как у Котовского. После тифозного барака волосы сильно поредели, да и привычка брить голову наголо осталась. Из-за навалившейся в первой декаде июня на город душной жары пришлось сменить строгий костюм на холщовые брюки и легкую белую косоворотку. В такой одежде по виду я чистый председатель сельсовета. Который коровам строго так вещает: «Удвой удой, утрой удой, не то пойдешь ты на убой!» М-да, мысли сегодня в голову лезут какие-то странные.

Я вернулся с фарфоровой чашкой кофе за рабочий стол. Только отхлебнул глоток, как появился Фадей с грудой папок. Меня ожидал бумажный день. И сегодня у меня на подпись совершенно неприличное количество документов.

Он положил передо мной папку и отказался от кофе:

– Барские забавы.

И запыхтел своей терпкой самокруткой. Папирос и сигарет он принципиально не признавал. Сам скручивал убойный едкий табак и засовывал самокрутки в дарственный позолоченный портсигар от самого Фрунзе. Мне известно, что у него имелся еще именной портсигар от Троцкого, который он благоразумно запрятал подальше и никому не показывал.

– На этот запрос из наркомата даже не знаю, что и ответить, – ткнул Фадей пальцем в очередной документ. – Извернулся как мог, поиграл словами. Но не знаю…

– Сойдет, – я поставил подпись.

Ставил свои закорючки я почти не глядя. В лице Фадея из лихого казачьего рубаки расцвел махровый бюрократ. Он мог ответить на любую бумагу, составить любой план. И фактически делал за меня всю ненавидимую мной бумажную работу. И доверял я ему полностью.

После обеда я махнул ему рукой:

– Остаешься за меня на хозяйстве. А я в аэроклуб.

– К Летчику на крюшон, – кивнул Фадей.

– Точно. Часа через два буду. Спросят – я на встрече с агентом.

Встреча с агентурой для оперативника – это дело святое. Тут вопросов никаких быть не может. Хотя для начальника Управления Гаевского не святое. Он не оперативник. Он политик и бюрократ. Правда, в этих ипостасях неплох…

Засушливое лето 1919 года. Выжженная солнцем степь, где постоем стоял мой особый эскадрон.

Я отдыхал в палатке после ночного рейда, и тут бойцы забегали, зашумели, загалдели. Послышался стрекот – странный, не похожий на выстрелы, но явно механический.

Выйдя наружу, я увидал, как на потрескавшуюся от жары землю садится хлипкий аэроплан. Красиво сел. Картинно. Проехался по земле и застыл.