Часы из прошлого - стр. 12

И лишь детский, постоянно удивленный взгляд, нечленораздельная речь и обязательное требование напоминать ему о времени кормления или сна, выдавали в нем безнадежно слабоумное создание но кличке «Экскаватор». Ее-то удивленно и розачаровано произнес Грельман, когда раскрыл перед собой, дисциплинированно принесенную из регистратуры, больничную карту Андреи Андреевича Пущина.

– Почему Экскаватор? – удивилась гостья, теперь четко уловившая его жест и, неосторожно брошенную, фразу насчет землеройной машины.

– Да как вам сказать, госпожа баронесса! – смутился за свою невольную несдержанность главврач. – Это наш лучший образец успехов трудотерапии.

Ему пришлось более подробно объяснять вышесказанное:

– Все просто прекрасно и хорошо, когда занят делом, а оставь хоть на день в палате, у него наступает кризис.

Яков Михайлович, не желая разочаровывать собеседницу, постарался подобрать слова, менее обидные для столь уважаемой знакомой такого, к полному несчастью, безнадежного пациента:

– Тогда обязательно случается серьезная депрессия, тоскливое настроение, а то и что похуже.

После этих слов, однако, последовало и несколько успокаивающие утверждение:

– Зато если находится при деле – того и гляди, что запоет, если бы только умел и владел речью.

Только и явно намереная попытка психиатра завуалировать действительное состояние «психа» Экскаватора, не принесла своих результатов. После услышанного баронесса вдруг обрела жесткую уверенность во взгляде и металл в голосе.

– Что значит, если бы умел говорить? – спросила она. – Так, каков все-таки у Андрея Андреевича официальный диагноз?

Буквально град вопросов, да ещё и обрушившихся со столь требовательным нетерпением, заставил Грельмана оставить собственные эмоции и перейти на сухое изложение фактов, значившихся в пухлой папке больничной карты:

– Больной перенес тяжелейшую черепно-мозговую травму.

Доктор, помогая себе жестами, нарисовал перед собой некую картину, хорошо понятную гостье.

– В результате которой, судя по всему, навсегда он стал инвалидом первой группы, – словно страшный приговор звучали для женщины слова Якова Грельмана. – У пациента Пущина, вместе с полной потерей памяти – амнезией, ещё до поступления к нам, наступило неизлечимое слабоумие.

Доктор с неподдельным сочувствием глянул на посеревшее от боли лицо красавицы баронессы.

– Сейчас у больного Пущина наблюдается, прямо-таки, классически выраженное расстройство сознания – полная отрешенность от окружающего мира, – произнёс Яков Михайлович, доказывая, что прекрасно знаком с ходом лечения, Экскаватора. – Он дезориентирован как в месте своего нынешнего пребывания, так и во времени.