Частная жизнь мертвых людей (сборник) - стр. 9

– Владлен… – начинала она неуверенно, – Владленыч…

– Да, Афродита Кузьминична? – лихорадочно откликался он.

– Я хотела бы… я… я должна, – она смущалась и увиливала к чайнику, – давайте пить чай, я варенье принесла.

В этой робости было что-то приятное для чувств Владлена Владленовича. Но неопределенность доставляла ему душевные неудобства, и они нарастали.

Однажды Филейкин решился. Он встал, надел новый, купленный накануне, кисломолочного цвета костюм и с букетом сирени прибыл на службу. Не оставалось никаких сомнений, что Афродита Кузьминична – самая безупречная из всех женщин. И Владлен Владленович готов ответить взаимностью и обоюдностью на ее чувства. Вот только слово «обоюдность» зазвучало тревожно, угрожающе. Филейкин осознал, что вовсе не знает внутренних чувств самой Афродиты Кузьминичны и, пресытившись волнением, решил открыться в собственных. Он сидел и ждал, когда распахнется дверь.

Она не пришла. Не пришла к началу службы, не пришла к обеду, и в десять часов вечера Филейкин заподозрил, что она, возможно, не придет сегодня вовсе, но не уходил.

Вдруг она заболела? – беспокоился Филейкин. Или у нее умер дядюшка в Торжке и вызвал ее срочной телеграммой? – обнадеживался Владлен Владленович. Или по канцелярской опечатке ее перевели в департамент учета мелкого рогатого скота и отправили в бессрочную командировку в Узбекистан? – доходил он до худшего из подозрений, дальше которого идти было некуда.

На следующий день Владлен Филейкин явился в отдел кадров и потребовал от сидевшей там Оленьки объяснений – куда она подевала Афродиту Кузьминичну.

– А вы по каким причинам интересуетесь?

– Как это – по каким? – растерялся было Филейкин, но тут же нашелся: – По тем самым! График плановой отчетности кто сводить будет?

– Ах, по тем самым? – странно усмехнулась Оленька. – А по тем самым ваша Афродита Кузьминична отбыла в декретный отпуск, о чем есть медицинская бумажная констатация.

Лицо Владлена Владленовича Филейкина смялось, сделалось белым и комковатым, как скисшее молоко его костюма.

– Неприлично говорить – до чего непривлекательное существо этот Филейкин, – выговаривала сама себе Оленька, глядя на медленно удаляющиеся неровные остатки его фигуры, – просто природное недоразумение, а не существо.

Иванов жил с мечтой. Он никому не говорил, с какой, но все знали, что она у него есть и что Иванов спит и видит, как эта мечта сбывается. На самом деле он не спал – каждую ночь он ворочался в бессоннице, ждал, что вот-вот – и озарится фейерверком задернутый старенькими полосатенькими шторками небосвод его жизни. В общем, мучился страшно. Никакого житья ему с этой мечтой не было.