Чарующий апрель - стр. 24
Последние дни марта напоминали ночной кошмар. И миссис Эрбутнот, и миссис Уилкинс были в полной растерянности. Когда они пытались от нее избавиться, на них накатывало тяжелейшее чувство вины. И вот утром 30 марта они наконец-то отправились в путь, однако никакого радостного подъема или предвкушения отпуска они не испытали.
– Мы всегда были чрезмерно правильными, – бубнила себе под нос миссис Уилкинс, идя по платформе вокзала Виктория: они прибыли за час до отправления. – Вот почему нам кажется, что мы делаем что-то не так. Мы запуганы, мы уже не люди. Настоящие люди даже наполовину не такие правильные, как мы с вами. Что мы только натворили! Мы должны быть счастливы сейчас, здесь на платформе, отправляясь в путь, но мы несчастны, и этот момент испорчен, потому что мы сами его испортили! Что же мы сделали, что такого мы сделали – вот, что хотелось бы мне знать! – с негодованием спросила миссис Уилкинс у миссис Эрбутнот. – Мы просто хотели уехать и немного отдохнуть от них!
Миссис Эрбутнот терпеливо шагала рядом и без лишних вопросов поняла о каких-таких «них» идет речь. Миссис Уилкинс, конечно, говорила об их мужьях, твердо уверенная, что Фредерик, как и Меллерш, неодобрительно отнесся к отъезду своей жены, хотя даже и не знал о том, что она уехала.
Миссис Эрбутнот никогда не упоминала о своем супруге, и этот раз не стал исключением. Фредерик жил в ее сердце слишком глубоко, чтобы о нем можно было говорить. В последние недели он почти не бывал дома, занят завершением еще одной своей ужасающей книги, и даже в день ее отъезда он отсутствовал. Уведомлять его заранее было бессмысленно. Она твердила себе, что ему нет никакого дела до того, чем она занимается, и поэтому оставила ему записку на столе в прихожей, которую он прочтет, если и когда окажется дома. В записке она указала, что уезжает на месяц в отпуск, что ей очень нужен отдых и что Глэдис, их горничная, в которой можно было не сомневаться, позаботится о нем. Она не уточнила, куда едет – ведь это его абсолютно не интересует, ему все равно.
День был противный, ветреный и сырой, им стало дурно во время переезда. Но по прибытии в Кале неприятные ощущения ушли, и перед ними впервые раскрылось чувство великолепия ими задуманного плана. Первой оно овладело миссис Уилкинс, затем бледные щеки ее спутницы засияли розовым огнем. Они пополнили силы камбалой, ведь так настояла миссис Уилкинс: попробовать камбалу, которая не достанется Меллершу, можно только здесь, в Кале. Таможенников и французских носильщиков Меллерш ни капельки не интересовал. В Париже у нее не хватало времени на то, чтобы о нем думать, ведь их поезд опоздал, и они едва успели добраться до Лионского вокзала, откуда отправлялся поезд до Турина. К вечеру следующего дня они уже были в Италии, и Англия, Фредерик, Меллерш, викарий, бедняки, Хэмпстед, клуб, «Шулбредс» – все привычное и обыденное, опыстолевшее им, растаяло в мечтательном тумане.