Чаки малыш - стр. 5
В следующую секунду брови его поползли вверх – он рассмотрел часы нового знакомца, как видно, левши.
– Позвольте, – сказал Чаковцев, – это же…
– Ну, да, – откликнулся Иван Георгиевич скучливо, – Брегет.
И спрятал часы под манжету.
Чаковцеву сделалось весело:
– Так, – сказал он, – вы носите настоящий брегет розового золота с турбийоном и при этом стреляете на сэндвич в вокзальном буфете? – Он засмеялся: – Не хотите прокомментировать?
Иван Георгиевич смущенным не выглядел. Пожал плечами:
– Вы же не станете требовать от голодного скрипача продать Страдивари? Нет? На худой конец он просто сыграет на нём за мелочь в переходе…
Чаковцев живо вспомнил свой именной Стратокастер и скрипнул зубами. “Ах ты гад”.
– Вы, значит, тот самый виртуоз?
– В некотором роде, да, – скромно согласился Иван Георгиевич.
– Ладно, – не унимался Чаковцев, – давайте, отработайте свой хлеб с сервелатом.
Иван Георгиевич задумчиво посмотрел на него и вздохнул:
– Что ж, имеете право. Честно говоря, я бы и сам предложил, ведь понравились вы мне, Геннадий Сергеевич. Так что спрашивайте, не стесняйтесь.
– Спрашивать? Что вы имеете в виду?
– Да что угодно, Геннадий Сергеевич, что угодно. Про жен, скажем. Да хоть про кошку вашу…
У Чаковцева вдруг пересохло во рту. Он с обновленным вниманием всмотрелся в лукавого человека напротив. Всё же поразительно, насколько безликое у него лицо…
“Безликое лицо, бездушный дух, печаль беспечная”.
– В Фауста, значит, играем? – спросил Чаковцев насмешливо.
– Да хоть бы и так, Геннадий Сергеевич, да хоть бы и так. Спрашивать-то будете?
Чаковцев засмеялся:
– Чур, душа бессмертная при мне останется.
– Обижаете, Геннадий Сергеевич, я мелкой розницей не промышляю.
Про демографический взрыв слышали? То-то и оно, счёт на миллионы, иначе не успеть никак.
– Тогда ладно. А скажите мне, всезнающий Иван Георгиевич, в чём состоит истинный талант мой, предназначение, – не то, что из меня вышло, а то, что должно было?
Чаковцев замолчал, упиваясь интерлюдией.
– Так вот что вас беспокоит… “Что нужно нам – того не знаем мы,
Что ж знаем мы – того для нас не надо”.
– Именно.
За столиком вокзального буфета сделалось тихо. Иван Георгиевич поднес к уху свой брегет, словно проверял идёт ли, потом долго изучал Чаковцева докторским каким-то взглядом, наконец улыбнулся, и улыбка эта Чаковцеву не понравилась.
– Что же? – спросил он.
– Вам пора. Ваш поезд отправляют.
– И это всё?
Иван Георгиевич снова показал Чаковцеву прежнюю улыбку.
– Очень скоро вы узнаете.
Чаковцев встал, с шумом отодвинул стул. С него довольно. Не попрощавшись, он пошёл к выходу.