Чада, домочадцы и исчадия - стр. 13
— Ты бы, хозяюшка, всё ж зашла бы… Дождь ведь моросит…
Тоже мне — дождь. Так, морось легкая. А если послушать домового — это же нужно вставать, идти в избу, как-то добывать огонь, зажигать лучину, или, если мне повезло и здесь уже в ходу свечи, то свечу… а если не получится — то в темноте как-то подниматься наверх, в горницу, по лестнице в незнакомом доме, которые я при свете и не видела… Нет, не хочу!
Вздохнув, я кивнула:
— Сейчас, Гостемил Искрыч. Вот еще чуток посижу... а как пса зовут-то?
Забавно: глаза у домового светились в темноте, как у кошки, я отчетливо видела, что он растерянно заморгал.
— Так ведь это… Как хочешь, так и зови, матушка: он всё едино на кличку не откликается!
— А долго он у старой хозяйки жил? — лениво уточнила и сцедила зевок в кулак.
Гостемил Искрыч засопел, высчитывая:
— Да, почитай, месяца два, никак не меньше...
То, что песик это не простой, я уже догадалась. А теперь, выходит, что завели его специально для меня (при условии, конечно, что я не рехнулась и все это не грезится мне в медикаментозном бреду).
Дух-хранитель? Или какой-нибудь волшебный зверь? Собачий домовой?
Я снова зевнула, прикрыв ладонью рот.
День выдался непростой, мягко говоря, и он меня доконал. И над бы и впрямь встать, но… Огонь, свеча, ступеньки!
Прислонившись виском к косяку, я решила: еще немножечко посижу. Самую капельку…
Сон подкрался на мягких лапах.
4. Глава 3
А проснулась — снова в наверху. В темноте горницы, на мягкой перине, бережно укутанная в одеяло.
Надо Гостемилу Искрычу спаибо сказать. И сливок предложить — в благодарность и как извинения.
Все же, не дело это, когда совсем небольшому существу приходится такую лошадь таскать...
Обувь домовой с меня стянул, а вот одежду не осмелился — слава богу. Хоть он меня и таскает, как маленькую девочку. я все же вышла из того возраста, когда постороннему мужчине допустимо было бы меня раздеть.
Заботливый Гостемил искрыч прикрыл окошко станем. В щели тянуло свежим воздухом и прохладой, туманной сыростью — но в пуховом коконе было тепло и уютно.
Чувство времени уверенно шепнуло, что ночь едва перевалила за середину: часа два пополуночи, вряд ли больше…
Повозившись, я стянула с себя одежду, и ощутив, как с наслаждением расслабляется уставшее тело, снова нырнула под одеяло — досыпать.
А утром я почувствовала себя натуральной нечистью. Той самой, которая не любит петушиного крика: треклятая птица орала, кажется, у меня над самой головой — лично в мое городское, изнеженное цивилизацией ухо!
“Чтоб тебя!” — пожелала я крикуну мысленно, но с таким чувством, что, будь я в самом деле ведьмой, ему бы тут же конец пришел.