Чабанка - стр. 43
– Да не очень, стандартно – «отбой-подъем» пять раз, после отбоя наших ребят, из тех, кто неделю назад в роту пришел, туалет послали драить. Нас не тронули. Зато утром все салабоны, без исключений, на уборку помещений.
Мы с Серегой шли в числе первых строиться. На аллее стоял наш знакомый, низкорослый коренастый чеченец из нашего карантина. Увидев меня и Серегу, он очень обрадовался знакомым лицам, по всему было видно, что его распирало, ему не терпелось передать нам горячую новость:
– Ну, как вы в первую ночь, пацаны? – и не дожидаясь нашего ответа, – А мы наших дедов-казахов положили. Теперь в первой роте наша власть, чеченская!
– Чего гонишь>40? В первую ночь!?
– Мамой клянусь! Казахов много, половина роты, почти все деды, чеченцев 14 человек. Казахи ночи дождались, а потом всех салабонов подняли. Мы тоже встали. Аслан им сказал, что чеченцев они не тронут и работать мы не будем. Что тут началось! Крики стариков: «гаси борзоту»>41! А мы были готовы, нас Аслан с Рохой научили – мы схватили гладилки, повыдергивали эти трубки, дужки с кроватей и начали всех метелить налево и направо. Роха кому-то сразу голову проломил. Аслан двоих об пол сильно приложил. Драка была не долгой, казахи быстро засцали. Аслана позвали на переговоры. Договорились, что никто чеченцев трогать не будет. А нам Аслан потом сказал, что теперь, если надо, они нам портянки стирать будут.
Парень отличался относительной чистотой речи и, как и другие чеченцы, почти не матерился. История была странной, поверить в нее нам было пока сложно.
Мы строились на аллее перед ротой в три шеренги, все салабоны в первой шеренге. Опоздавшие в строй получали несильные тычки в спину:
– Я тебя что, ждать должен, чушок? – оказалось стандартной формой выражения радости старослужащего от встречи с опоздавшим в строй младослужащим.
Вышел прапорщик Корнюш, нашел меня глазами, успокоился, проверил роту и повел в столовую.
Я удивился, как все успели перестроиться при заходе за столы таким образом, что места в середине стола – раздатчики, и с краю – те, кто уносит посуду, занялись только салабонами. Я оказался в середине стола. Процедуру я знал. Разложил всем кашу по тарелкам. Напротив меня стояли нарезанный на кусочки кирпичик хлеба, тарелка с маслом и тарелка с сахаром. Себе я взял только хлеб – книжек об армии начитался. А еще напротив меня, к моему ужасу, сидели те два деда из умывальника.
– Ты почему масло не берешь? – ковыряя алюминиевой ложкой в каше, с подозрением спросил тот, кого, как я уже знал, звали Михалычем.
– Так не положено ж по первому году службы.