Центр жестокости и порока - стр. 32

– Да вы что, совсем, что ли, «…вашу мать», «охренели»? – очень удивился отставной полицейский правилам, существовавшим, несмотря ни на что, но все же в российском городе; впрочем, спорить не стал, а перевел разговор в более продуктивное русло: – Я дам вам немного денег… сколько скажете, только увезите его из моего дома, а то, боюсь, греха бы какого не вышло.

В то же самое время в Рос-Дилере, в следственном изоляторе, в камере предварительного заключения, находился глава местного преступного клана Джемуга, которому грозил весьма внушительный срок заключения. Выбрал себе необычное прозвище заключенный человек совсем неслучайно, причем обзавелся он им еще в самом раннем детстве, когда он был простым беспризорником и в девяностые годы побирался по помойкам одного провинциального городка, являвшегося тем не менее региональной столицей; ни настоящего имени, ни тем более фамилии он не помнил, ведь ему приходилось думать о насущном пропитании практически с пяти лет; присвоенное же имя ему полюбилось по той простой причине, что, «отбывая очередной срок в детдоме» (куда его, маленьким, периодически доставляли и откуда он постоянно сбегал), являясь тогда еще несмышленым ребенком, юный свободолюбец, при прочтении одной занимательной книжки, сумел себе отчетливо уяснить, что в далекие, минувшие времена был некий прославленный полководец Джамуха, командовавший пленами древней Монголии и которого опасался сам Чингисхан, в те славные годы еще Темуджин. Мальчик не переставая твердил: «Ну и что, – имея в виду Джамуху, – что он его потом все равно убили? – предполагая казнь в виде сломанного хребта. – Ведь потому с ним и расправились, что смертельно боялись». Таким образом, полностью потеряв сведения о настоящих предках, настолько уверился, что являлся прямым потомком славного воина, насколько даже в паспорте умудрился проставить себе одно, единственное, имя Джемуга, без фамилии и без отчества, не преминув переврать его на звучный, а главное, как ему казалось, более значимый лад.

Некогда беззащитный ребенок давно уже вырос и теперь превратился в уверенного мужчину, закаленного в уличных драках и постоянных преступных противоборствах; на вид ему было чуть более тридцати лет, что соответствовало и дате, проставленной в основном документе; он не был красавцем, но и не имел какой-то отталкивавшей наружности, удивительно сочетая в себе безраздельную мужественность, существовавшую без единого признака страха либо сомнений, и в меру необходимую привлекательность; здесь можно подчеркнуть, что невысокая фигура имела природную коренастость, а лицо, и действительно, отличалось чисто монгольскими очертаниями – слегка продолговатое, оно выглядело бронзовым, с зауженными глазами, и украшалось тонкими, спускавшимися книзу усами. Касаясь его характера следует отметить, что он был самоуверенным, упрямым, безнравственным типом, а еще и невероятно жестоким, проще говоря, не знающим жалости ни к своим ни к чужим… хотя если касаться понятия «своего», то таковых для него попросту не было, так как, выросши в промозглых трущобах, грозный, беспринципный человек считал, что добился всего в состоявшейся жизни сам и никому ничем не обязан; все же остальные должны ему только прислуживать, а ежели кому-то чего-то не нравилось, то такие бесследно исчезали, приобретая статус «пропавшего без вести».