Центр жестокости и порока - стр. 25

– «Эти», «блин», «задолбали»! – воскликнул Леша, находясь в эмоциональном порыве и не удосужившись назвать мать и отчима как-нибудь по-другому. – Никакого житья не дают! А «Этот» – ну, совсем как в казарме! – орет на меня и заставляет мыть унитазы. Папа, забери меня жить к себе: у них я просто измучился.

– Но переделать на меня право ответственного воспитания окажется и проблематично, и сложно, – заговорщицким тоном промолвил Аронов-старший, – и окончательный результат здесь будет зависеть исключительно от тебя, а конкретно: сможешь ли ты пойти против родной матери и сумеешь ли пройти весь трудный путь до конца, не сдавшись в самом конце, не стану врать, неприятного предприятия?

– Да пофиг, – не стеснялся взволнованный сын в выражениях, – лишь бы только подальше от «Этих».

– Тогда сделаем так…

На следующий день ребенок, вместо школьных занятий, с самого утра направился в ближайший полицейский участок, где стал просить и помощи и защиты, умоляя оградить его от «зловредной мамочки» и ее «чудовищного сожителя», бессовестно унижающих его честь и достоинство. Могло бы показаться странным, но в правоохранительных органах к поступившему известию отнеслись с огромным вниманием, вызвали нерадивых, говоря больше, злобных опекунов-воспитателей, привлекли их к административной ответственности и благополучно оформили передачу сына другому родителю.

Дальше потянулись нервные, тревожные времена, когда бывшие супруги делили не только имущество, но еще и ребенка; в конечном итоге более влиятельные и состоятельные отчим и мать смогли создать предпосылки, позволившие несовершеннолетнему ребенку (сыну своей матери!) даже несформировавшимся, детским умишком отчетливо себе уяснить, что мизерный достаток рядового майора много ниже штабного полковника – и, долго не думая, он беззастенчиво совершил очередное предательство, где «обманутым идиотом» выставил уже родного отца; соответственно, Алеша мгновенно переметнулся обратно, завоевав себе в новой семье необходимые преимущества, а Павла вторым отвратительным поступком лишив всякого дальнейшего смысла жизни.

Время шло, и вот в конце концов подошло к логическому завершению и судебное разбирательство, где полицейскому должны были озвучить приговор, вынесенный в связи с причинением телесных повреждений злодею-любовнику.

Накануне проведения слушания его вызвал к себе Погосов (который, кстати, испытывал к участковому некоторую симпатию) и участливым тоном спросил:

– Ты, Паша, как, в тюрьму-то не очень хочешь?

– Да, в принципе, не хотелось бы, хотя, если честно, мне сейчас все равно, да и Вам, думаю, тоже – почему? – работник из меня теперь, скорее всего, станется «некудышный», а тащить на себе ставшую ненужной обузу, предположу, будет Вам совсем ни к чему, тем более что и раньше-то со мной были одни неприятности и проблемы, а сейчас еще и уголовное дело…