Цена всех вещей - стр. 18

На ней были надеты те же рабочие штаны и рубашка на пуговицах с коротким рукавом, что и всегда, однако впервые тетя выглядела постаревшей. Она была всего на пятнадцать лет старше меня, но скорбь прочертила на ее лице морщины. Я могла поклясться, что с момента нашей последней встречи седины в ее волосах тоже прибавилось. Когда-нибудь в ее кофейном магазинчике кто-нибудь назовет ее «крутой старой теткой» и будет прав.

– Я думала, нам нужно поговорить, – сказала она. – Отложила работу.

– Очень мило с твоей стороны. Спасибо.

– Конечно, я должна была отложить работу. – Мои слова, казалось, задели тетю.

Стало ясно, что ей я тоже не говорила о заклинании. Она считала, что я все еще горюю так же, как и она. Нужно было все рассказать.

Мои колени затряслись.

Позже.

Сначала танец. Станцую, а потом расскажу правду.

– Я правда хочу танцевать, – сказала я. – Это… единственное, чего я хочу.

Джесс уставилась на меня своим фирменным взглядом под названием «этим дерьмом меня не проведешь». Как и всегда в такие моменты, ее бицепсы напряглись, демонстрируя татуировки. А затем она вдруг смягчилась, успокоилась и кивнула:

– Потом сразу домой.

– Обязательно.

Я обняла ее, и она крепко стиснула меня в ответ. В нашей маленькой семье из двух человек не особенно принято было обниматься. Однако я чувствовала себя паршиво не только из-за этого. Ощущение, которое я испытала у себя в комнате – чувство ненормальности, неправильности, – вызывало у меня мурашки.

– Я люблю тебя, – сказала она.

– Я тоже тебя люблю, – ответила я и поспешно направилась к двери. – До скорой встречи.

Странное ощущение в животе только усиливалось.

Едва я зашла в раздевалку, как оказалась на перекрестье взглядов.

– Сочувствую твоей потере, – сказала одна из балерин, остальные пробормотали нечто похожее и тут же опустили глаза на розовые балетки, лишь бы не смотреть мне в глаза.

Ровена, бывшая прима-балерина Королевского балета и моя наставница в последние девять лет, заключила меня в объятия, едва я вошла. Объятия эти были такими же неловкими и такими же многозначительными, как у Джесс. Однако моему появлению она не удивилась. Возможно, после всего, что произошло, вернуться к занятиям было единственно верным выбором. Я была частью этого зала, с его деревянным полом, тремя зеркальными стенами и одной с окнами. Музыкант как всегда что-то тихонько наигрывал в углу на фортепьяно, и как всегда в комнате пахло потом и тальком.

Я закрыла глаза и попыталась сконцентрироваться на танце, подготовить тело к движению. Но сосредоточиться не смогла. Я не могла думать ни о чем важном, мои мысли как будто блуждали в огромной белой комнате, не в силах за что-то зацепиться, остановиться на чем-то. Я пыталась установить контроль над своими мышцами и суставами, но ощущала лишь непрекращающуюся пульсирующую боль в запястье. Обычно у меня получалось ее игнорировать – сказывались годы тренировки, – но в этот раз я не могла ее заглушить.