Цена измены - стр. 53
– Ну, знаешь ли… Я же его не бью, не ругаю, но он должен понять, что мы его поведением недовольны.
– Ну, считай, ты уже всё ему показала, – упрямился Никита. – Правда, Инн, хватит. Мне вот мать всегда говорила: ребенку должно быть дома хорошо.
Инна тогда спорить не стала, но немного обиделась на Никиту, что не поддержал. А сейчас сердце кровью обливалось: два дня она не подпускала к себе Митю. Два дня не замечала его несчастных глаз. Потом он порезал руку, и, конечно, она сразу и простила, и утешила, и пожалела.
А сейчас думала про те два дня, и горло сдавливало. Как она могла быть такой жестокой к нему, такому родному, маленькому.
А ведь была еще та безобразная пощечина…
***
– Инн, тебе надо поспать, – сквозь гул в ушах различила она голос Никиты.
Он присел рядом, приобнял ее, успел даже коснуться губами виска. На миг захотелось прильнуть к нему, снова почувствовать крепкие руки, но тут же откликнулось жгучей болью: он другую обнимал. Целовал другую… Он предал их.
Вялый язык не слушался, и Инна, поморщившись, отклонилась. Впрочем, Никита понял и без слов. Убрал руки и отодвинулся. И сразу стало холоднее.
– Инн, ну ты все равно постарайся уснуть. Хоть ненадолго.
Какой тут может быть сон, отрешенно думала Инна. Она вообще больше спать никогда не сможет. Однако сознание меркло и уплывало, словно она тихо опускалась на дно реки, озера, болота? Неважно...
Однажды, еще в детстве, Инна тонула на море. Перевернулась с матраса и камнем пошла в воду, даже подумать ни о чем не успела. И что странно – не было ни страха, ни боли, ни ужаса. Только умиротворение.
Вот и сейчас внезапный сон принес ей умиротворение. Она расслабилась и отдалась этому ощущению. Рядом в этом сне оказался Никита. Как она раньше любила его руки, всегда теплые, чуть шероховатые, но все равно самые нежные. От его ласк мгновенно теряла голову.
А потом… потом случились вторые роды, тяжелые, мучительные, с разрывами. Первый раз после них был почему-то настолько болезненным, что их близость, прежде такая желанная и упоительная, казалась сущей пыткой. Инна потом лежала, не дыша, в холодном поту. Но признаться Никите не смогла. Стыдно было.
Позже боль ушла, но ожидание боли осталось. И неприятные ощущения никуда не делись. Откровенные прикосновения Никиты больше не будили внутри жаркий трепет, не будоражили сладко кровь. Словно внутри все скукожилось и застыло. Хотя нет, один раз, после аварии у них получилось почти, как раньше, как-то само собой. Но потом снова всё…
Инна подумывала ему признаться, но так и не осмелилась. Как сказать любимому мужу, что от его ласк внутри всё только напрягается? И в те разы, когда она ничего не чувствует – это еще хорошо. Как такое сказать и не обидеть? Он ведь примет всё на свой счет, хотя она винила себя. Да она практически стала думать о себе, как о неполноценной!