Цена империи. Чистилище - стр. 2
пытаются пробиться к нам сюда? А?..
– Лёня, плиз, иди, работай, я твою версию учту, посмотрим, что покажут расчеты. Надо попросить время у супера, вне очереди… Извини, мне надо заявку срочно бросить! И ещё, Лёня, отслеживай всплески и проверь, что там с микрофлуктуациями, какая по ним статистика? Разрешение аппаратуры позволяет их уловить?
– Позволяет. Сделаем, Михаил Евграфович, главное, что это не черная дырочка… остальное не так страшно…
Когда лейтенант покинул кабинет профессора, тот по селектору вызвал сотрудников на срочное совещание и грустно заметил:
– Лёня, Лёня, мы ведь сами не знаем, на что способно время, может быть, окажется, что чёрная микродырочка будет за благо!
Одно слово от авторитарного коллектива: все даты в произведении даны по новому стилю, дабы уменьшить количество скобок в тексте и упростить его восприятие.
Второе слово из того же первоисточника: события, герои, их отношения и соотношения вымышлены и с реальными фигурами-однофамильцами никаких точек соприкосновения не имеют.
Оба слова касаются всех книг серии.
Часть первая. Теория очень большого взрыва
Если ты выстрелишь в прошлое из пистолета, будущее выстрелит в тебя из пушки.
А. Гафуров
Глава первая. Учитель и ученик
Учитель, воспитай ученика,Чтоб было у кого потом учиться.Б. Левин – Е. Винокуров[3]
Подмосковье. 12 октября 2020 года
Коняев
За окном – золотая осень. То время, когда на дворе еще не прелюдия зимы, а воспоминание об уходящем лете, когда листва на кустах и деревьях не осыпалась грязно-серыми комками на землю, а трепещет золотом и багрянцем. Мое любимое время года. Я точно знаю, до зимы не дотяну, ну, тут уж извините, мне девяносто два года, пожил уже. Никаких сантиментов и сожалений. Есть такая болезнь, которую наука пока лечить не научилась, она называется старость. Меня зовут Михаил Николаевич Коняев. По профессии историк, академик еще доперестроечных времен. С гордостью могу сказать, что меня считали самым скандальным историком времен Советского Союза. Не без оснований меня называют последним академиком из СССР: я был избран членкором буквально накануне распада страны. Скандальным я был по той причине, что слишком мало ссылался на классиков марксизма-ленинизма, впрочем, для конца восьмидесятых это было не столь критично, даже несколько поощрялось. Мои работы были посвящены состоянию сельского хозяйства в России в период с конца шестнадцатого и до начала двадцатого века. Учитывая, что от наличия продуктов питания зависит безопасность государства, я и разбирал не только уровни урожайности, но и политические и экономические аспекты жизни страны, от сельского хозяйства зависящие. Классовый подход? Да нет, не это было главным, кстати, я считал, что роль личности в истории советскими учеными слишком недооценена в силу давления классовой теории, которая в нашей истории как-то не работает так, как представляли себе классики марксизма. За иммунитет ко всяким «измам» я был сначала бит, потом обласкан, затем отправлен на синекуру: будучи пенсионного возраста получил кафедру истории земельных реформ в России. Пустое место. И кафедра. И реформы. Семь монографий, плюс три в составе коллектива авторов. Шестнадцать кандидатов и три доктора исторических наук. Заслуги есть. С кем я был знаком, кого я консультировал, рассказывать не буду. Сами видите, что у нас происходит, поэтому зачем говорить о том, что так и не получилось реализовать? Извините, мне надо поговорить с одним человеком: