Царское время - стр. 16
Пленных само собой все равно расстреляли, а сам поручик Антонов отделался (особенно по николаевским временам) легко – отставка без мундира – как ни крути, а дело то было щепетильное, так что шума предпочли не поднимать.
(Был опять же слушок что зверство батальонного объяснялось тем что в том бою погиб его адъютант также являвшийся и любовником)
Ушедший на службу восторженным юношей Антонов вернулся домой угрюмым и опустошенным человеком.
От скуки занялся небольшим конным заводом бывшим при имении, и на удивление довольно быстро поднял дело.
Жил бирюком, избегал гостеваний у соседей и пирушек, осенних и зимних охот… А весь кураж выпускал несколько раз в год на ярмарках куда гонял табуны вместе со своими мужиками – такими же угрюмыми лихими людьми не боявшимися ни Бога ни черта – только своего дикого барина. Так дожил он до сорока без малого лет, пока однажды как-то раз остановился поблизости от Антоновки табор цыганского барона Гурия Селиванова. А с ними – и младшая его дочь – Аглая. Хоть и не было той шестнадцати еще, но уже прославилась она – не только как красавица из красавиц, но и как знаменитая конокрадка. Говорила молва что не хитростью ли ловкостью, но какими-то неведомыми цыганскими чарами приманивает и угоняет она лошадей – хоть из охраняемый конюшен сводит, хоть из табунов на вольном выпасе – даже на глазах у десятка сторожей… Ни разу не оставляла она никаких улик и всегда выходила сухая из воды. И не диво что дерзкая девка нацелилась на стада Антонова! Как то подобралась в одиночку к пасущимся в ночном коням и повела их за собой, пока пастухи задремали… Все да не все… Уже было свела Аглая коней да примчались вызванные подпаском стражи во главе с Антоновым. Стремительно вскочила Аглая на неоседланного коня – на Рукосуя – как вспоминал отец – который и вырастившего его конюха Еремея сбрасывал через два раза на третий и понеслась прочь. Пока прочие ловили разбежавшихся лошадок, Антонов в одиночку погнался за бешеной цыганкой уводившей самого дорогого жеребца из его табунов.
«Девять тысяч серебром давали – но я ж не дурак!» – приводила Вероника отцовские воспоминания… Жеребят от него по пятьсот без торга брали!»
Гнал наугад через ночной лес, в дикой безумной скачке – однако же настиг, отобрал нож за который та схватилась, и спутанную, стреноженную не хуже кобылы привез в усадьбу… Что случилось дальше – неведомо никому. Говорили одни что приворожила его ведьма цыганская, а другие – что просто узрев при дневном свете несказанную красоту воровки вмиг влюбился в нее прежний дикий барин.