Царские сокровища, или Любовь безумная - стр. 38
– Любопытно, однако! Но прилично ли мне без приглашения?
– Алексей Максимович, я вас приглашаю, а с генералом мы друзья. Ему приятно будет вас видеть.
– Не шутите? Не опозорюсь ли?
– Серьезно говорю – обрадуется.
Горький задумчиво поскреб длинными пальцами морщинистую щеку, решился:
– Коли такое дело… Он где живет?
– Загородный проспект, дом три.
– Это в Московской части. Эй, Федор, уснул? Погоняй животных! Мы прошлый раз, помните, года два назад, собравшись в «Вене», жарко спорили. Но не доспорили.
Соколов подвел черту:
– Сегодня и продолжим давние разговоры.
Душевный разговор
Коляска, словно наматывая воду на спицы, стремительно продолжила путь по затопленной мостовой. Дождь хлестал как из ведра, вздувая в лужах большие пузыри.
Горький, чуть покачиваясь в такт движению, убежденно говорил:
– Русский человек, если он окончательно не пропащий, выпивает только для того, чтобы откровенно поговорить, душу свою распахнуть, вывернуть наизнанку.
– Или для того, чтобы набить морду ближнему.
– Вот-вот! У нас любят бить морду. У русских это в самой натуре – ненависть к ближнему, особенно если этот ближний силен и богат. Вот почему сильные и богатые не живучи у нас. Любимый герой русской жизни и литературы – несчастненький и жалкий неудачник. Все любят Акакия Акакиевича, потому что ему завидовать нельзя. Народ любит арестантов, когда их гонят в кандалах на каторгу. И со свирепым удовольствием помогает надеть халат арестанта сильному человеку своей среды. А сколько красных петухов озарили страшные и темные углы России – это жгли и будут жечь предприимчивых, трезвых и богатых, вышедших из крестьянской среды.
Соколов ничего не ответил, лишь подумал: «Нам народ не переменить!»
Горький спросил:
– Это правда, что вы в одиночку германскую подводную лодку потопили?
– Потопил, но не в одиночку. Для этой диверсии меня целая группа специалистов готовила.
– Сделайте одолжение, расскажите, как это было! Должно быть, очень опасное дело…
Соколов вкратце поведал историю взрыва на «Стальной акуле».
Горький восхитился:
– Удивительно, на какие геройские поступки способен русский человек! А что, Джунковский ведь тоже вернулся с передовой? Вот есть о чем расспросить. Да и про вас легенды давно слагают. Но у нас газетчики ох как горазды врать. Одно слово – бессовестный народ. Ему гонорар не плати, но дай что-нибудь этакое ввернуть, чтобы публика ахнула, обомлела. Все ошарашены, а он, подлец, ходит, ухмыляется, мол, ловко я всех обдурил! Порой, право, не разберешь, что врут, а что правду пишут. Про меня какие гадости только не сочиняли! Недавно одна паршивая газетенка напечатала, что я будто бы избил Ольгу Книппер-Чехову и хотел ее изнасиловать. Каково, пятидесятилетнюю женщину? И чтобы судебного иска избежать, оговариваются: «Как нам стало известно из непроверенного источника… Мы хотя и сомневаемся, но доводим до сведения почтенной публики». Истинно остолопы и прохиндеи!