Царица лукоморская - стр. 7
Вообще дочерей у Вавилы три – в один день и час на свет народились, и на лицо как две капли воды похожи были. Да только с возрастом различия проявляться стали: старшая, Василиса, считала, что в одежде главное опрятность и удобство, и ещё обязательное условие к сарафану али переднику, чтобы карманы были большие и вместительные. Книжки в них носила. Она вообще с книгой редко расставалась, всё мудростью обогащалась. Хотя, подумал Вавила, куда уж мудрее? Невозможно всего знать, хоть все на свете книги прочти, куда лучше понимать немного – и достаточно! Но супруг у неё подходящий – Иван Дурак. Да и кто ж с премудрой бабой жить будет, окромя дурака?
Вторая дочь – Марья – такой мастерицей была, хоть ткать, хоть прясть, а хоть и избу с мужиками наравне строить! Любое дело давалось ей легко, всё в её руках кипело, любая деревянная али кованая вещица к делу пристраивалась. К слову сказать, без её помощи бы не возвели Елене мезонину, и фонтанарии бы не сделали. А Марья Искуссница так от сестриных просьб устала, что придумала, как трубы проложить, да как воду качать, чтоб из фонтанарии вода выше терема брызгала.
Но две старшие сестры – и та, что первой свет увидела, и та, что за первой следом, красивыми не считались, и никому так себя называть не позволяли, чтобы не обижать глупенькую сестру. Ну, разве что, мужьям ночью в постели дозволено было, но что в супружеской спальне творится, того даже домовые не знают.
Елена, увидев отца у парфюмерного столика, поинтересовалась:
– Папенька, уже на стол подали, тебя ждут, а ты тут чего делаешь? Али столы перепутал, так еду на другой стол поставили, в большой горнице накрыли. А этот столик не для еды, потому как мал шибко, хотя я бы сюда тоже побольше стол поставила, да беда, в двери не проходит, так бы пригодился в светелке. А под зелья косметические да парфюм хранцузскай тоже побольше места требуется, ибо обоз вскорости подойдет…
– Да… вот… заплутал, – нашёлся Вавила, протискиваясь мимо дочери. – Ты шлейфу–то подбери, а то не ровён час наступлю, споткнусь, там глядь – и нос о косяк расквашу, а это недопустимо, царю–то, батюшке!.. – И он поспешил в большую горницу, втихомолку радуясь, что у дочери смекалки и догадливости ровно столько, чтобы в красоте разобраться, а на что-то серьезное, уж тем более на подозрения у Еленушки ума недостаточно.
– Ледям и мамзелям самим шлейфу носить тоже недопустимо, – говорила за его спиной Елена Прекрасная, путаясь в юбках, шлейфе и произношении: часть слов скороговоркой проговаривала, но вспоминала о манерности и, спохватившись, начинала говорить протяжно, в нос. Царь морщился, но молчал – одергивать дочку себе дороже, она тут же разразится либо слезами, либо длинной речью о прелестях французского «прононса», а потому задал самый безопасный вопрос: