Царь Димитрий. Загадки и тайны Смутного времени - стр. 24

Пришёл июнь, потеплело. Охрана ночевала у костров близ возка, в котором спал высокородный отрок. В Белозерск не заезжали, а в объезд холодного и синего Бело-озера пошли на Каргополь. Днём огромная озёрная чаша искрилась под лучами солнца мириадами световых потоков и слепила глаза. Где-то вдали рыбацкие челны, а то и торговые дощаники[5] под парусом бороздили бескрайний водный простор. Отрок, вылезая на передок, не отрываясь, смотрел на водную гладь, и что-то выспрашивал у слуг. Всё вызывало у мальчика восхищение. Но слуги, которых звали Юрьем Огурцом и Власием Меншиковым плохо знавшие эти места, отвечали неохотно, хотя и с уважением. Лишь Васька Недорез, который не раз бывал здесь и ехал всё время близ возка поддерживал разговор с мальчиком.

– Чем же рыбаки здесь рыбу ловят? – спрашивает отрок.

– Како и во Угличе на Волге, государь мой, – сетями, – отвечает Василий, – толико на Волге-реке сети с берега заводят, а туто ка – на езере с лодок, да с лодей, с кормы забрасывают и за собой на вёслах, аль на парусах тащат.

– Дивно сие! – восклицает мальчик.

– И не такое диво есть! Иной рыбак большую рыбу – белорыбицу в Бело-езере, да на езере-Лача, или на Онеге-реке, а то и на Мезене или Печоре, у берегов Студёного моря[6] острогой биет, – поддакивал Васька.

– Это како, острогой?

– Острога – копие такое, сажени в две, но с крюками у рожна, чтоб рыбу зацепить. А у основания древка – кольцо в коем вервь закреплена. Коль далёко, аль глубоко острогой ткнёшь, не утонет, обратно можно затянуть, а рыбу в лодку вытащить, ежели насунешь. Охота та рыбная с острогой «лучением» зовётся – рассказывает Недорез.

– Отчего ж лучением? Вот диво-то! Поглядеть бы! – продолжает восхищаться мальчик.

– Позришь исчо, мой государь, – подзадоривает слуга.

Каргополь-город тоже обошли стороной, а направились вдоль берегов Онеги-реки на Двину-реку – на Сийский-Антониев монастырь. Дремучие северные леса с вековыми, высоченными и толстенными стволами елей и лиственниц приняли путешественников в свои объятия. Дикое зверьё, волки и медведи, да и лихие люди – ушкуйники или тати могли поджидать здесь одиноких путников. Северные монастыри давно уже укрывали сотни опальных из среды бояр, князей, их сродников и слуг. Каждый монастырь в лице своего основателя привлекал к себе тех или других членов известного рода. Нередко между ними были в чернецах родственники и друзья. Монастыри имели свои отдалённые владения на Севере, свои промыслы, рыбные ловли, солеварни; тяготение всей хозяйственной деятельности склонялось к Северу, к земле Двинской, к Студёному («Дышащему») морю. Оттуда приходили дощаники с их товарами, с рыбой и солью. Туда каждый из богатых монастырей направлял свою деятельность хозяйственную и торговую. В распоряжении обителей были тысячи «трудников», «чернецов» и «бельцов», опытных в деле, привычных к плаванию и к путешествиям, хорошо изучивших глухие и отдалённые северные края. Там у берегов Беломорья этот «работный люд» сталкивался и тесно общался с иноземцами разных национальностей – датчанами, англичанами, немцами, голландцами, занимавшимися торговлей, скупкой пушнины и прочей коммерцией, среди которых было немало авантюристов, стремившихся обогатиться в России любыми способами. Здесь часто появлялись и ходили в употреблении обесценившиеся деньги с малым содержанием серебра и фальшивая монета. На Севере ощущалось и постоянное присутствие правительственных соглядатаев. Они действовали в целях ограждения российских интересов, наблюдали за вооружёнными силами, укреплением обороноспособности отдалённого северного региона. Они вели постоянный «дозор» за действиями шведов и датчан в Лапландии, пристально и неуклонно следили за немцами, англичанами, голландцами, и их агентами, сновавшими вдоль берегов Дышащего моря в поисках прохода к устью Оби и далее – в глубь Сибири. Потому охрана эскорта держалась на стороже.