Цаца заморская (сборник) - стр. 18
– Как тебя угораздило? – раздается голос хозяина.
– С дерева упала, – хныкает Марка.
– Я вот так же в твоем возрасте! Нет, постой, лет на пять постарше… С парашютом прыгал, а он возьми да и не раскройся. Результат перед вами.
«Это он про ногу», – догадываюсь.
– В войну? – спрашивает Толик.
– В нее, родимую, – отвечает хозяин.
– Бедный мой Петенька, любимый сыночек! – причитает бабушка. – Лучше б у него была деревянная нога и он остался жив.
Бабушка как только узнала, что ее старший погиб, так сразу и заболела грудной жабой. Бедная, и я еще ее не слушаюсь.
Бабушку жалко. Скоро она кончит жить, не увидев ни одного города, кроме Баку, и не прочитав ни одной книжки. Телевизор она смотрела один раз в жизни, у соседей, когда показывали папу. Ради этого она попрала свой главный принцип: «Пусть они к тебе ходят, а не ты к ним». Папа рассказывал на весь Азербайджан про работу прессов, и бабушка плакала от счастья. У неграмотной матери вырос сын-изобретатель!
Бабушка и мной гордится. Когда к ней приходят старушки-подруги, она выкладывает на стол четыре тома истории СССР с картинками и велит мне читать подписи. Картинки подписаны крупными буквами. Такой шрифт я читаю свободно, а мелкий – по слогам.
– Читай! – велит мне бабушка. – А вы проверяйте, – велит она подругам, – проверяйте, проверяйте!
Картинки такие страшные, что я стараюсь поскорее прочесть подписи и перевернуть страницу.
Старушки мной восхищаются, но бабушке все мало:
– Теперь второй том.
Я раскрываю его наугад и снова читаю подписи под страшными картинками.
– Видите, – говорит бабушка, – она может прочесть любой том!
Зря мои родители ругают ее за то, что она всем подряд демонстрирует мои способности. Во-первых, не всем подряд, а во-вторых, чем ей еще гордиться?
Иногда на меня такая жалость нападет! Всех жалко: упавший недозрелый орех – за то, что свалился до срока; хозяина – что живет один и к тому же без ноги; тетушку – за то, что Марка ее совсем не любит; да и саму Марку. Хотя ее вроде бы и жалеть не за что. И дом жалко – разрушится, и листья жалко – опадут. А больше всего себя жалко. Что я за всех переживаю и все терплю.
Лежу больная. Для бабушки больная, а для себя – здоровая. Укрылась одеялом, чтобы бабушку не расстраивать, хотя жарища жуткая.
Сейчас, думаю, самое удобное время бабушку слушаться. Марка лежит, а значит, никуда от меня не денется. Можно считать, что мы на одной кровати, а между нами фанерная перегородка. «Мар, давай поговорим», – прошу я ее, но она не откликается. Тогда я скребу ногтями по фанере. «А ну-ка прекрати там, а то получишь у меня!» Я тут же прекращаю. Главное, удостовериться, что она на месте.