(бывшая) Невеста брата - стр. 31
— И как старший вы запретите мне общаться с друзьями без Марка? — ахаю, не веря, что подобные вещи вообще возможны: времена, когда подобные правила активно использовались, давно прошли. Или нет?
— Конечно же, нет, — он мягко усмехается. — Я лишь хочу, чтобы вы научились принимать заботу, которую к вам проявляют, и не видеть в ней угрозу своей свободе.
— Я… я постараюсь, — бормочу и втыкаюсь в пиалу. Странный разговор.
Не хочу показывать, как на самом деле согрели его слова. Тот факт, что он безоговорочно считает меня членом семьи, наполняет лёгкостью и заставляет сердце трепетать от счастья. Значит ли это, что Марк обсуждал с ним наше будущее? Может, говорил о свадьбе? Голова кругом от этих мыслей. Вдруг он вернётся и сделает предложение? Представляю, как покажу Маринке обручальное кольцо и жмурюсь от удовольствия.
Едва слышный стук вилки и ножа возвращает в реальность — Тимур всё ещё здесь, сидит напротив и неторопливо завтракает. Тёмные пряди обрамляют лицо, заканчиваясь чуть ниже висков. Пошла бы Марку такая причёска? Определённо нет. А вот ресницы у них одинаково густые и длинные. И цвет глаз тоже… Ёжусь, прервав поток мыслей, и возвращаюсь к супу.
Следующие несколько дней проходят относительно мирно, точнее, по утрам Тимур практически не попадается на глаза, а я, приходя из университета, устало киваю и почти без сил валюсь в кровать.
Впереди наконец два дня выходных, а там уже скоро Марк вернётся. Иду домой в приподнятом настроении, которому способствуют ещё две причины: удалось уйти на два часа раньше, и в сумке лежит бутылка вишнёвого вина, подаренная благодарным студентом. Впереди вечер за бокалом и интересной книгой и возможность от души выспаться. А перед сном помечтать о том, каким будет возвращение Марка.
Тимур в доме не видно, хотя обувь на месте. Кладу вино в холодильник и думаю, что приготовить на закуску, когда слышу непрерывное щёлканье, доносящееся из сада. Двери на веранду открыты, в сад — тоже, косые лучи заходящего солнца освещают странную картину. Сперва думаю, что это чужой сад. Потом — что это гипноз, и я вижу то, чего нет. И только с очередным щелчком понимаю — деревья и кусты идеально пострижены. Ветки валяются вокруг них, но нет сомнений в том, что скоро Тимур их уберёт. Выхожу в сад и замечаю его: кружит рядом с голубыми гортензиями у беседки, безжалостно состригая лишнее.
У низкорослых туй, оказывается, причудливо изогнутые стволы, берёзы переплелись ветвями, а за зарослями клематисов всё это время пряталась настоящая кованая арка. В воздухе кружатся крохотные пылинки, подсвеченные солнцем. Зачарованно смотрю на сад, думая: ни разу не замечала, насколько он прекрасен. В этот момент Тимур останавливается, задирает майку и вытирает мокрое лицо, обнажая плоский живот и спину, покрытую шрамами.