Быки для гекатомбы - стр. 52

– Вот же повезло, – еле слышно шепнул Вадим и так же тихо выругался.

– Кто он, этот Михаил? – спросил я осторожно.

– Друг, брат, наставник, вождь, провозвестник, – проговорил старик будто в трансе. – Архистратиг Михаил. Неужели вам неизвестно имя предводителя небесных воинств? – Признаться, я не ожидал такой встречи.

– Вы его не чувствуете?

– Откровенно говоря, нет.

– Не всем это дано, – старик вздохнул и поджал губы. – Но Архистратиг видит вас и знает вас. Он знает о нашем мире все! Он – чистый свет! Он – небесное пламя, которое очистит наши души от Зла! Когда Антихрист победит окончательно и не останется уже ни надежды, ни веры в сердцах людских, когда не будет уже в мире ни единого очага, где не справлялся бы сатанинский культ, тогда-то ангельское войско из последних праведников и спустится с небес в этот проклятый мир. Архистратиг лично вонзит меч в сердце бесовскому отродью! – голос его стал низким, громким и завораживающим. – С этим и связано мое предназначение, открытое Михаилом.

Мне стало не по себе. Всегда сложно предсказать, что выкинет подобный человек, потому я не видел смысла выводить его из себя бесполезными спорами. «Лучше просто подыграть», – подумал я, вглядываясь в черты старика.

Есть разные сумасшедшие. Заглядывая в лица одних, мы испытываем жалость: они напоминают заводные механизмы, без дела крутящиеся вокруг своей оси, расходующие себя на тяжелый, но бесполезный труд. Другие – агрессия безумства. Тех стоит опасаться, хотя я и думаю, что корни их болезни лежат в глубокой ущербности культуры и общества. Но по-настоящему ужасает – и старик был именно таким – третий и последний тип. Эти могут быть вполне добродушны, но в их лицах, поведении, жестах, чувствуется чистая архаика, которую столь успешно подавляет обыденное сознание. Эта архаика, вырвавшаяся из глубинных недр бессознательного, жестоко порабощает рассудок, высасывая личность, уничтожает отдельного человека, а взамен оставляет некое желе из более или менее древнего коллективного опыта. Личность исчезает, остается только история. Устами живых говорят уже давно умершие – отцы и матери, оставившие след в душе ребенка, дедушки и бабушки, оставившие, в свою очередь, след в личностях отца и матери и далее, вплоть до самых древних представителей рода человеческого, до самых забытых и темных эпох. Вся огромная непонятная нам масса, толпа, сосредоточенная не в пространстве, а во времени, теперь глядит на тебя зрачком сумасшедшего, ревет и беснуется истерзанная, униженная, раздавленная, хохочет и растворяется в тлетворном вожделении, примитивной любви и ненависти младенца.