Бунин и евреи - стр. 47
«Что и говорить, у нас было много талантливейших писателей, составляющих нашу национальную гордость, но юмор нам не давался. От ямщика до первого поэта мы все поем уныло»>78.
Вот и стали евреи «веселить» русскую публику – конечно, не одни, а в компании со своими русскими собратьями по перу. Ярким примером такого содружества является журнал «Сатирикон»>79, в котором вместе с Аркадием Аверченко, Тэффи и Потемкиным>80, активно трудились О. Л. д’ Ор, Саша Черный>81, Осип Дымов, Дон-Аминадо и др. С Тэффи и тремя последними из означенных литераторов Бунин в эмиграции поддерживал дружеские отношения.
Итак, «…мы видим, что русская литература, прошедшая за сто лет громадный путь, освоившая и отвергнувшая множество художественных методов, течений и направлений, рисовала, едва дело касалось еврея, всегда один и тот же образ, крайне редко отклоняясь от весьма примитивного шаблона, сложившегося в самом начале XIX века. Из произведения в произведение кочевал слабый, не приспособленный к физическому труду, болезненный, женственный человечек, иногда трогательный, но чаще противный, говорящий с чудовищным акцентом. Отклонений от этого шаблона не допускал практически никто. Даже Куприн, описывая явно симпатичного ему сильного и смелого еврея-контрабандиста Файбиша, сделал его персонажем фона, а в центр рассказа с говорящим названием “Трус” поместил жалкого спившегося актера-неудачника Цирельмана. Те же авторы, которые отказывались от какой-либо из составляющих этого шаблона, были вынуждены едва ли не оправдываться. <…>… И все-таки определенная динамика налицо. Начав со взгляда на еврея как на фантастическое инфернальное существо, шпиона, отравителя, “безделицу для погрома”, русская литература смогла преодолеть рамки такого подхода и на рубеже XIX–XX веков разглядеть наконец в еврее человека. Так, один из купринских героев, обедавший в придорожном заезде, глядя на красавицу-еврейку, хотел по привычке сказать “жидовка” – а вместо этого произнес “женщина”»>82.
Это была яркая литературная и политическая манифестация той эпохи. В мировоззренческом плане изменилась, так сказать, парадигма видения «еврея». Хотя традиционный образ еврея-сатаниста и вездесущего, легко меняющего личины наймита мирового капитала в литературе оставался, одновременно с ним появились и новые типы – евреи-страдальцы, борцы за правое дело… Не менее существенным в русской литературе начала XX в. является сам факт «укоренения еврейской темы как равноправной среди тематического кругозора бытовой прозы. Собранные в книге “Еврейские силуэты” (СПб., 1900) рассказы К. Станюковича “Исайка”, П. Якубовича-Мелынина “Кобылка в пути”, Н. Гарина “Ицка и Давыдка”, И. Потапенко “Ицек Шмуль, бриллиантщик”, А. Яблоновского