Бунин и евреи - стр. 40

. Событие получило свое название по имени одного из главных участников, писателя и драматурга Е. Н. Чирикова, прославившегося в начале XX в. своей декларативно юдофильской пьесой «Евреи». Страсти разгорелись, в сущности, по пустячному поводу, но запальчивость, с которой несколько лет (sic!) велась полемика в печати и в частной переписке, свидетельствовала о накопившихся в русском литературном сообществе досады и раздражении по «еврейскому вопросу».

Суть инцидента состояла в том, что 18 февраля 1909 года в петербургской квартире актера Н. Н. Ходотова в присутствии большого числа видных представителей литературного сообщества происходило авторское чтение русскоязычного варианта пьесы еврейского драматурга Шолома Аша^>49. Пьеса, написанная на идиш, представляла собой бытовую драму из еврейской жизни. После чтения – а, надо отметить, что Шолом Аш, будучи польским евреем, весьма плохо говорил по-русски, – началось обсуждение пьесы. Все выступавшие дружно хвалили автора, пока слово не взял Е. Н. Чириков, позволивший себе заметить, что его лично удивляет такое восторженное отношение присутствующих литературных критиков к чисто «бытовой» пьесе, в то время как он сам в их статьях нещадно критикуется именно за «низменное бытописательство»: «Приверженцы лозунга “Смерть быту!” прославляют ныне бытовую пьесу, и, следовательно, “русский быт умер, а еврейский не может и не должен умирать?” Возражение Ш. Аша, что для понимания его пьесы “надо три пуда соли съесть с евреями”, Чириков парировал, что и его бытовые пьесы критикуются рецензентами-евреями, не способными понять его как русского. За подписью Ш. Аша, О. Дымова, А. Волынского^>50 и А. Шайкевича^>51 в газете на идиш “Фрайнд” (1909, 19 февраля) появилось письмо, обвиняющее Е. Чирикова в антисемитизме.

Это явно несправедливое обвинение было отвергнуто другими присутствовавшими^>52. Оскорбленный в лучших чувствах Е. Чириков выступил с заявлением “Благодарю, не ожидал” (“Русское слово”, 1909, 3 марта).

И вот по причине, которую находившийся вне эпицентра событий (на Капри) Горький определил как “своя своих совершенно разучилась познавать…”, в демократическом литературном лагере началась бурная эпистолярная и публицистическая полемика. В ней особенно отличился Владимир Жаботинский, обнаруживший в этом инциденте, где с обеих сторон эмоции пересилили доводы рассудка, знаковые черты кондового русского национализма. Его, впрочем, это ничуть не огорчило, а, скорее, порадовало, ибо таким образом подтверждается его собственный партикуляристский тезис: нечего евреям лезть на русскую литературную сцену, их туда не приглашали, а теперь, того и гляди, и вовсе погонят в три шеи.