Бунин и евреи - стр. 39
«Еврей находит “отечество” во всяком месте, в котором живет, и в каждом деле, у которого становится. Он въязвляется, врастает в землю и в профессию, в партии и в союзы. Но это не фальшь, а настоящее. И везде действует легко (с свободою) и с силою, как родной.
Он в высшей степени не чужой везде, со всеми. Общее предположение, что евреи ведь чужие, – верно только в половине. В каком-то одном и таинственном отношении они и есть везде и всем чужие. Но столь же верно и неодолимо то, что они и близки, до “единокровности”, со всеми. Отсюда проистекают некоторые мелочи, например знаменитое “жидовское нахальство”, которого сами евреи не замечают и даже не понимают, о чем мы говорим. Нас поражает и мы не выносим, что в России они ведут себя и разглагольствуют, “как мы”; а они и чувствуют себя, “как мы”, и так говорят и ведут себя. Отсюда (отчасти) побои, и – то, что евреи так этого не понимают»>39.
Кстати сказать, В. В. Розанов является единственным писателем из правого национал-охранительского лагеря, вошедшем в «золотой фонд» русской литературы начала XX в. Все остальные в художественном отношении не породили ничего достойного, а посему заслуженно канули в историческое небытие.
Помимо национал-патриотов всех мастей антиеврейский дискурс велся и в кругах так называемых декадентов. Здесь он носил сугубо метафизический характер. Такие звезды первой величины из стана русских символистов, как Блок, Белый, Эмилий Метнер>40 и др., были, образно выражаясь, насквозь пропитаны теоретической юдофобией, идеями расовой борьбы арийцев и семитов на европейской культурной сцене>41, >42. Вот один только пример, касающийся личности Александра Блока:
«Литературовед Илья Груздев>43 рассказывал Роману Гулю>44 о “Дневниках” Блока, над рукописями которых он работал в 1920-е гг. для их издания: “Нельзя полностью издать, ну никак нельзя, – ты себе не представляешь, какой там густопсовый антисемитизм”»>45.
Весьма примечательна в этом контексте и статья Андрея Белого «Штемпелеванная культура» (1909 г.)>46, в которой автор выступил против повсеместной, как ему представлялось тогда, «иудеизации» русской культурно-общественной жизни. А в знаменитом романе А. Белого «Петербург» прозорливые критики сразу же усмотрели «помимо традиционного, “политически-бытового” антисемитизма <…> “глубоко знаменательное умонастроение ‘мистического антисемитизма’”, которое очень показательно для переживаемого времени и все более и более охватывает круги “кающихся интеллигентов”»>47.
Даже определяя «юдобоязнь» литераторов «серебряного века» как вполне естественную для костнопочвеннической среды русского общества реакцию на энергичное проникновение в его культуру «чужеродной прелести», нельзя не удивляться накалу шедшей тогда полемики, которая нередко захлестывала даже писателей из так называемого прогрессивного лагеря. Наиболее известный пример такого рода дискурса – «Чириковский инцидент»