Размер шрифта
-
+

Булат Окуджава. Вся жизнь – в одной строке - стр. 38

Когда я вернулся с фронта и поступил в университет, меня приняли без экзаменов. Тихое восхищённое «ура» сопровождало меня по университетским коридорам. Улыбки и комплименты обволакивали меня и убаюкивали. Стоило мне, например, заявить, что Гоголь – великий русский писатель, как тотчас раздавались аплодисменты в мою честь. В воздухе висело устойчивое мнение, что если молодой человек воевал, значит, он – почти уже филолог. На лекции я ходил редко: всё было как-то некогда. Меня не наказывали. На всех торжественных вечерах я выступал с воспоминаниями о том, как мы воевали, и это шло в зачёт. И главная беда заключалась не в том, что люди, преисполненные радости победы, были чрезмерно снисходительны к одному маленькому представителю победившей армии, а в том, что всё это я принял на свой личный счёт[26].

Конечно, есть здесь определённые преувеличения, здесь Булат Шалвович, наверное, излишне строг к себе, и эта строгость, вероятно, появившаяся после описываемых событий, не является ли главным уроком, полученным им из той лекции?

И ещё одному научил этот случай будущего «выступальщика»: всегда, где бы он ни выходил на аудиторию впоследствии, с ним была шпаргалка, где было написано, какие песни и стихи и в каком порядке он будет исполнять.

А теперь интересующихся подробностями дальнейшего развития событий в сельском клубе отошлём перечитывать рассказ «Частная жизнь Александра Пушкина, или Именительный падеж в творчестве Лермонтова», а сами двинемся дальше, но напоследок ещё хоть на минутку дадим слово нашему любимому лектору:

Собравшиеся молчали. Я посмотрел на часы – прошло две минуты. Кто-то робко кашлянул… О, если бы он раскашлялся как следует и надолго! Бывает же такая форма кашля, когда всё тело сотрясается, лицо багровеет и грохот стоит необычайный. Или, например, начал бы переговариваться с соседом, сказал бы, например, громко: «Вась, а Вась, чего это он там? Пошли домой…» Тут бы я сказал с насмешкой: «Конечно, слушать о Пушкине – пустая трата времени, лучше завалиться на печь…» Или что-нибудь в этом роде. Но в клубе стояла тишина… А ведь мог здесь оказаться кто-нибудь и выпивший. Взял бы и запел… Тут бы я развёл руками и сказал председателю: «Ну, знаете, в такой обстановке не лекцию о великом поэте читать, а молотилку крутить. Я шесть километров ехал сюда по морозу! Вы думаете, это мне нужно? От диссертации время оторвал…» И быстро-быстро сошёл бы со сцены – и в двери!

Рассказ заканчивается тем, как едет лектор обратно в тех же санях, что приезжали за ним, как дорогой переживает свой позор и в сердцах выбрасывает в снег университетский значок, с которым никогда не расставался. Мы не знаем, было ли такое в действительности с автором, скорее нет, значок всё-таки он не выкинул. Можно сказать наверняка, что тогда автор ещё не пересмотрел отношение к своему университетскому диплому и продолжал гордиться высшим образованием. Во всяком случае, на фотографии 1952 года среди преподавателей школы № 5 города Калуги Булат красуется всё с тем же университетским значком. Постепенно, постепенно менялись его мировоззрение и самооценка.

Страница 38