Букринский плацдарм, или Вычеркнутые из списка живых - стр. 23
Отец в 1942 году овдовел. Мать Георгия в 1941 году свалил первый сердечный приступ, и врачи ничего не смогли поделать. Лида и Георгий были очень близки к друг другу. Лида со смертью мамы стала вести хозяйство и одновременно училась на финансиста, а уже в 1943 году она написала, что стала работать, и её направили в соседнюю область. Отец, Марк Кириллович, не был мобилизован, так как был в годах, а помимо этого у него были золотые руки, и он являлся слесарем высшего разряда, и его талант использовали на военном производстве, на линии, где производились какие-то детали для гранат.
«Ну как вы там, мои дорогие? – вывел первую строчку Георгий. – У меня всё хорошо. Мы под Киевом. И, думаю, скоро освободим этот город от фашистов. Вчера переправились через Днепр. Большего написать не могу. Как там Лида, сестрёнка моя любимая? – рука Георгия замерла и перед его мысленным взором предстала Лида, Лидочка, его Лидуша, любимая сестрёнка. Светловолосая, смешливая, всегда доброжелательная. Они были с ней с детства не разлей вода. Лиду родители называли ласково «горлицей», а Георгия «соколом ясным». Вспомнив это, Георгий невольно заулыбался. Ему ещё много чего надо было написать родным.
Глава пятая
Георгий любил зиму и снег. Любил бор, который обступал его родной старинный город, стоявший на Иртыше. Но особенно он любил, когда сосны укрывались снежными шапками и в бору воцарялись умиротворение и тишина. В нём внутри, наверное, находился не только художник, а ещё и поэт. В выходные, особенно зимой, когда не досаждал мороз и было безветренно, ясно и солнце не пряталось за тучами, Георгий часто с отцом ходили в бор и рисовали там на пару зимние пейзажи, а потом эти картины зачастую дарили друзьям. Две таких картины до сих пор хранятся у меня и являются нашей семейной реликвией. И они будут теперь передаваться через моих детей моим внукам и правнукам.
Вообще хочу сказать особо о Марке Кирилловиче, об отце Георгия и моём деде. Он был мастеровым, прошёл Первую мировую войну и горнило Гражданской, но руки у него были золотые и они предназначались не для разрушения, а исключительно для созидания: казалось мой дед умел буквально всё. Он являлся прекрасным печником, сапожником, столяром, был слесарем от бога, рисовал как настоящий профессиональный художник, в общем, он был многогранен и очень талантлив. За чтобы не брался дед, у него всё спорилось и получалось отменно. Много лет он проработал на Арматурном заводе, а в войну его перевели в закрытый цех, работавший исключительно для фронта. А насколько интересна была его судьба?! Она достойна целого романа!