Бросить вызов Коко Шанель - стр. 40
Мадемуазель. Он не называл ее Коко. Они не были любовниками. По крайней мере, еще нет. Но, судя по выражению лица Коко, будь на то ее воля, могли бы стать.
Помощник, стоявший в напряженной позе позади фон Динклаге, заметил наши взгляды. Он покраснел, когда мы встретились глазами, а затем нахмурился. Коко и фон Динклаге встали из-за стола, чтобы отправиться танцевать, а помощник подошел и встал передо мной, щелкнув каблуками. На вид он казался моим ровесником. В уголках рта виднелись первые морщинки – признак того, что ему уже далеко за двадцать, но у него был тот же светлый цвет лица, что и у Чарли с Аней, который выглядел почти детским.
– Спасибо, извините. Я не танцую, – сказала я.
– Разрешите присесть? – Он сел, не дождавшись моего ответа.
Аня и Чарли снова танцевали, но на довольно большом расстоянии, ведя себя не как любовники, а как просто знакомые мужчина и женщина. Они избегали смотреть друг другу в глаза, даже когда перешептывались, обсуждая других людей, которых всего несколько мгновений назад для них не существовало. Мне стало интересно, о чем они разговаривают. На ее лице сквозил страх, на его – беспокойство.
– Ваш брат знаком с мадам Бушар? – спросил помощник, постукивая пальцами по столу.
– Думаю, да, – сказала я, изображая незаинтересованность. – Хотя я не уверена. Она очень хорошенькая, не правда ли?
– Если вам нравится такой типаж. – Он продолжал барабанить пальцами по столу.
Что ж, игра началась, да еще и так стремительно. Мой первый день в Париже, а сцена уже готова, актеры выбраны, а я ощущала смутное покалывание в затылке, то волнение, которое испытываешь в театре перед поднятием занавеса. Такое ощущение, будто идешь гулять по незнакомой улице и случайно обнаруживаешь себя на кладбище.
Большая часть вечера прошла как в тумане, потому что один коктейль, который я позволила, превратился во второй и третий, и я ощутила знакомое онемение во рту и в носу, которое говорило о том, что я выпила слишком много и пора остановиться.
Музыка Джанго Рейнхардта, этот грустный саксофонный джаз, проникновенный перебор гитарных струн, требовательность барабанов заставили встать и меня и отправиться танцевать с помощником, который оказался за моим столиком. Он был удивительно неловок, настолько, что мне стало его немного жаль.
– Мне недостает опыта в танцах, – признался он.
– И то только марши, наверное.
Он услышал нотку враждебности в моем голосе и вновь покраснел.
– Да, у нас есть военные марши. «Чертова песня». Но также Мендельсон, Гендель, Шуман.
В какой-то момент я поймала на себе взгляд Коко Шанель, ее глаза были широко раскрыты от любопытства и внушительной доли враждебности.