Брошь, или Мистики династии Романовых - стр. 36

в ней вдруг кровью налился и засверкал зловеще, да так, что я оробел. Голова льва такой жуткой показалась. Отец Дамиан поднял брошь, прослезился и сказал: «Зря он так сделал, все равно бесполезно, обратно вернётся, а через три, трижды хуже будет». Что эти слова значат, не пояснил, отче. Прожил я там полгода, да и пошёл обратно по тем же святым местам. Прости, отче, что так долго шёл и рассказываю тебе об этом только сейчас».

Монах умолк и внимательно посмотрел на старца. Тот был серьёзен, однако воспринял услышанное как должное.

– А ведь ты всё знал, отче, знал! – вдруг догадался Иоанн.

– Знал ли, не знал… тогда бы знать, глядишь, может, и не так бы всё сложилось, – тяжело вздохнул Феодор Козьмич, а потом с грустью добавил: – Поздно уже, теперь по иному пути всё идёт. Ошибку тогда я совершил, да что уж теперь–то…

Инок понял, что надо оставить старца одного, поднялся. – Пойду я, отче, отдохнуть надо, завтра даст Бог, наведаюсь.

Старец тут же запер за ним дверь и погасил свечу. В полумраке кельи, освещенной лишь тусклым светом лампады, опустился на колени и начал молиться. Молился он всегда, заперев дверь, так, чтобы никто не мог застать его врасплох.

Феодор Козьмич, посещая церкви, всегда старался оставаться незамеченным. Томский епископ преосвященный Парфений как–то предложил ему в Богородице – Алексеевском монастыре становится в его молельной комнате рядом с алтарём, но старец отказался от такой чести, а позже, после того, как люди стали обращать на него внимание, совсем перестал ходить в эту церковь. Феодор Козьмич молился не за себя теперешнего – просил прощения грехов человеку, который не умер, но прекратил свою прежнюю жизнь и стал потерей не только для родственников, а и для всей России. Старец уже и сам не знал, были ли у него детство и юность, был ли он, когда–то одним из самых могущественных людей мира, владея необъятным государством, или это была легенда, выдуманная о нём людьми. Но это было уже и неважно. Важна была вера Феодора Козьмича и его желание помочь тому несчастному человеку, что исчез поздней осенью одна тысяча восемьсот двадцать пятого года. Лишь после смерти на ногах старца были обнаружены толстые мозоли от долго стояния на коленях.