Бренная любовь - стр. 50
Потрясало другое: каждый рисунок был пронизан таким мощным и неукротимым вожделением, какого Дэниелу испытывать еще не доводилось, притом вожделением так и не удовлетворенным. Оно вдруг захлестнуло его самого, взыграло внутри, как сновидение, которое было благополучно забыто и вдруг вспомнилось, затмило собою явь и сделало невыносимой саму мысль о бодрствовании; именно это дистиллированное влечение на грани с отчаянием стеснило ему грудь и захватило дух.
Ларкин в этот миг склонялась над третьим эскизом: сценой Узнавания.
– Действительно, среди его работ были весьма эротичные, – произнесла она. – У всех мастеров той поры они были. Об этом как-то забываешь. Многим кажется, что викторианцы были сексуально закрепощены, фригидны или…
Она взглянула на Дэниела и улыбнулась.
– Словом, ты понял. Может быть, нам претит сама мысль… Это все равно что представлять, как родители занимаются сексом на кухонном столе.
– Ай-ай-ай! – Дэниел укоризненно погрозил ей пальцем. – Да брось! Ты не можешь отрицать, что его эскизы ошеломляют… Взять хоть эту…
Он указал на тварь, которая была вовсе не гончей, и опять невольно отвел глаза.
– Почему о них до сих пор никто не знает? Как их удалось сохранить в тайне?
– Нед распорядился, чтобы их никому не показывали.
– Почему? Марию Замбако он тоже писал обнаженной, и те работы выставлялись даже при его жизни. А эти… ну да, они чрезмерно откровенны для своего времени, так ведь с тех пор сто двадцать лет прошло! Почему не показать их сейчас?
– Про них просто не знают.
– Хочешь сказать, они были украдены?
– Нет, – ответила Ларкин; ее зеленые глаза вновь почернели. – Их вообще не должно быть на свете. После смерти мужа Джорджи Берн-Джонс велела их уничтожить, но… Кое-кто сумел прибрать их к рукам и привезти сюда. Это тайна. Поэтому до сих пор нет ни репродукций, ни копий, и эти эскизы нигде не упоминаются – разве что в дневниковых записях современников.
– Не могу же я быть первым… Ты говорила, сюда приходят исследователи!
– Нет, я такого не говорила.
Дэниел уставился на единственное круглое окошко в стене – мутное око в зеленовато-серебристую хмарь; с улицы летел приглушенный рев объезжающего дворы мусоровоза. Что там, интересно, с девицей, звавшей Марианну? Дэниел подошел к окну, но ничего кроме запустелого двора-колодца не увидел. «Миникупер» казался алым островком в черном море.
– Наверное, их забрала натурщица? – спросил он, вновь поворачиваясь к Ларкин. – Его жена боялась очередной измены?
– Да. Боялась на сей раз потерять его навсегда. И это почти случилось.