Братья Стругацкие. Письма о будущем - стр. 32
Интересно хронологическое совпадение выхода в свет двух крупных работ: «Антология современной классической прогностики» под редакцией И. В. Бестужева-Лады (2000 г. и 2003 г.) – и диалектически противостоящего ей «Глобального политического прогнозирования» А. С. Панарина (2002 г.).
И. В. Бестужев-Лада относит момент, когда будущее становится предметом серьезного научного исследования, к 1960-м гг. И в качестве «первого из авторов «футурологического бестселлера № 1»»[34] называет Г. Кана, с книгой «Год 2000» (1967, в СССР издана под грифом ДСП в 1969 г.)[35].
Ее появление принято считать началом течения «технооптимизма», веры в способность научно-технического прогресса разрешить проблемы человечества, на смену которому вскоре приходит «технопессимизм», обозначенный «Шоком Будущего» О. Тоффлера. В 60–70 гг. выходят и становятся известными труды Ф. Полака, Дж. МакГейла, О. Флехтгейма, И. Галтунга, Э. Янча.
О. Флехтгейм стал первым, кто вводит в отношении прогнозирования термин «футурология», заявляя о ее противопоставлении идеологии, по его мнению, оправдывающей существующий режим, и утопии – как отвергающей его. Футурология в его интерпретации единственный объективно научный, независимый от политических пристрастий способ интерпретации реальности.
Правда, следует отметить, что основные выводы О. Флехтгейма были опровергнуты Г. Маркузе еще в 1970 г.
И. В. Бестужев-Лада пишет, что многие представлявшиеся оптимистическими прогнозы Г. Кана вызвали сомнения у читательской аудитории. Иными словами получалось, что мир XXI века это, в лучшем случае, всего лишь США середины XX, а для большинства стран – середины XIX или даже XVIII в.[36] Получалось, что технооптимизм Г. Кана, касался только США. По существу на это же обращал внимание и И. С. Панарин, когда писал о кризисе данного направления прогнозирования: «Настоящее поражение модерна начинается тогда, когда он выступает как игра с нулевой суммой: если прогресс для одних оказывается регрессом для других, если порядок и хаос, цивилизованность и варварство, современность и архаика взаимно предполагают друг друга»[37].
Однако нужно иметь в виду, что хотя футурологическая модель Г. Кана и А. Винера несла оптимистическое и техно-оптимистическое отношение к будущему – ее вряд ли стоит оценивать как апологетику оптимизма. В ней вовсе не шла речь о предопределенности оптимистического хода событий, авторы писали лишь о том, что для такого варианта будущего имеются «… некоторые возможности, которые часто связывают с концепцией «постиндустриального» общества. Этот термин, введенный Даниэлем Беллом, говорит о таких изменениях в будущем, которые могут быть не менее важными, чем вызванные индустриализацией в XVIII и начале XIX столетий».