Бракованные - стр. 12
У Мирослава очень красивые руки: широкая ладонь, длинные пальцы, канаты вен под смуглой кожей текут вверх к запястью, переплетаются. Я не позволяю себе любоваться ими слишком долго, хотя безумно хочется рассмотреть узор татуировки – что-то причудливое, похожее на древние письмена на незнакомом языке или руны.
– Хорошо бы перебинтовать.
Снова Мирослав качает головой, хмурится, языком цокает, будто не понимает, что раны лучше обработать не только антисептиком. Сейчас я согласна с Катей: мужчины – сущие дети.
– Аптека рядом, – взмахиваю рукой в сторону выхода из сквера, где за поворотом действительно есть здание с красным крестом на вывеске. – Ладно-ладно, не настаиваю. Я уже почти все, потерпи еще немного.
Я до такой степени сосредоточена на оказании первой помощи, что перед собой ничего почти не вижу. Кажется, еще немного и язык высуну, стану похожей на первоклашку, выводящую в прописях крючки и палочки. Наверное, делаю глупости сейчас, но раз не смогла пройти мимо, нужно довести дело до конца. Когда заклеиваю пластырем ссадину на лбу, и моя «работа» закончена, вдруг замечаю, какие интересные глаза у Мирослава. Они были все время в десятке сантиметров от меня, но я только сейчас увидела необычный оттенок радужки: синева, зелень и болотного оттенка прожилки у зрачка. Сминаю в руке окровавленные салфетки, неловко пытаюсь запихнуть в сумку, но Мир перехватывает мое запястье и слегка сжимает. Не до боли, а до легкого покалывания на кончиках пальцев. Облизывает губы, проводит большим пальцем вверх по тонкой коже и, добравшись до ладони, нажимает у ее основания какую-то точку.
– Ой, – вскрикиваю и разжимаю ладонь, а Мирослав хмыкает, забирает у меня салфетки и, не глядя, выбрасывает их в соседнюю урну.
– Спасибо за помощь, – говорит хриплым голосом, а у меня при его звуках странная волна проходит по телу, задевает каждую клеточку.
Приходится отступить, потому что вдруг становится очень неловко, но Мирослав раскрывает пакет, заглядывает внутрь и достает один пончик. Смотрит на него удивленно, после переводит на меня вопросительный взгляд, будто разрешения спрашивает, а я медленно киваю. Это очень странно, честное слово. Будто меня засосало в какую-то другую реальность, в которой даже время течет по-другому. У Мирослава такой взгляд… немного холодный, пытливый, сосредоточенный – он удерживает и не дает отвернуться, хотя мне очень хочется.
Он смотрит на меня, как тогда, в баре. Без тени отвращения, без намека на брезгливость. Словно не видит всего, что печатью лежит на моем лице, что отличает от других, делает особенной не в самом лучшем смысле слова. Мирослав впивается белыми крепкими зубами в пончик и ставит рядом с собой на лавочку пакет и стакан с кофе. Выбор дает: подойти и забрать или сбежать, как последней трусихе.