Божественный лик Византии - стр. 88

Безусловно, такой мотив нельзя сбрасывать со счетов, но все же желание урезонить Александрию едва ли являлось определяющим и в любом случае было не единственным. Конечно, папе были неприятны славословия в адрес Константинопольского епископа и признание Константинополя «новым Римом», но с юридической точки зрения это едва ли имело какието серьезные последствия. Само понятие «преимущество чести», упомянутое в каноне, едва ли имеет четкое и строгое каноническое содержание.

Гораздо хуже то, что 28й канон передал Константинопольскому патриарху право утверждать митрополитов, т.е. фактически передал церковную власть, в Ассийском, Фракийском и Понтийском округах. Никакого отношения к Александрии эти территории не имели, но косвенно как минимум затрагивали интересы Римской кафедры. Ведь вследствие этого Константинопольский архиерей резко расширял число подчиненных ему митрополичьих и епископских кафедр, а второе место в иерархии предопределяло невозможность осуждения его патриарха даже Римским папой, а только собором или императором. А апостолик едва ли предполагал отказаться от практики, по существу, единоличного суда над другими патриархами, как, например, Константинопольским епископом Несторием, осужденным папой еще до открытия Эфесского Собора. А тогда, созвав собор из итальянских епископов, понтифик одобрил вероисповедание св. Кирилла Александрийского, лишил Нестория епископского чина и назначил ему десятидневный срок для отречения от своего мнения и раскаяния312.

Наконец, сами цари подтверждали свое особое покровительство архипастырю новой столицы, что, без всякого сомнения, допускало появления у тех со временем новых, дополнительных полномочий, даруемых императорской властью. В конце концов опасения пап действительно оправдались, и вскоре Константинопольские патриархи будут ставить и епископов, и даже патриархов, и вообще приобретут статус фактически единоличных вселенских судей.

Поведение римских легатов на 16м заседании Халкидонского Собора, попытка навязать восточным отцам «римскую» версию 6го канона Никейского Собора 325 г. в редакции, обосновывающей, что «Римская церковь всегда имела преимущества», наконец, реакция самого папы на 28е правило – все это свидетельствует о том, что дело отнюдь не ограничивалось одной Александрией. Очевидно, императоры решились одним разом поставить на место и Александрию, и Рим, и папа это отчетливо понимал. Сами Святые Отцы никогда не решились бы на такой отважный шаг, и рука верховной власти здесь чувствуется совершенно очевидно. Было бы наивным полагать, будто император св. Маркиан (450—457) и императрица св. Пульхерия легкомысленно выпустят инициативу по ходу Собора, тем более что лишь с большим трудом Отцами была найдена согласительная, удовлетворяющая всех догматическая формула. И, конечно, решение вопроса о компетенции и преимуществах той или иной кафедры никак не могло пройти мимо царственных особ.