Боярышня Дуняша - стр. 4
Тоня никак не могла понять, зачем мать держит подле себя баб и старух. Она такая молоденькая и ладная, а окружила себя стервятницами. Ну, ладно, толстая нянька. Она хоть и дышит чесноком, но вовремя меняет описанные тряпки и ловко подмывает, а остальные…
Антонина вновь не успела додумать и потерялась в буднях, лишь изредка выплывая из рассеянности и играя с родичами. В следующий раз она хорошо осознала себя на руках деда.
— Э, ягодка моя, отпусти-ка бороду! Дай своему деде свободы… — просил Тоню крепкий старикан. Она из озорства наоборот крепче ухватилась и потянула его к себе, чтобы погладить по щеке. Соскучилась. Очень соскучилась и не могла себе объяснить столь сильную привязанность.
— Деда-а, — пролепетала вдобавок и, видя его радость, сама обрадовалась и неожиданно для себя засмеялась.
— Ах, моя красавица! Умница и ладушка! Слышали? Знает, кто ей деда! А как заливается смехом… Моя любимая кроха!
Потом были первые шажочки и выезд из Москвы. Другой терем*(раньше теремом называли женский этаж, как правило, верхний), новые люди и свежий воздух. Только там Тоня поняла, насколько жарко и душно было в городском тереме. Понятно, что её боялись простудить, но только перебравшись в деревню, она наконец-то, вздохнула полной грудью.
В дом Тоню приносили только ночевать, а все остальное время её выгуливали в саду, и если бы не комары со слепнями, то счастью малышки не было бы предела.
Вся эта благодать сменилась возвращением в город и знакомой духотой. Мало того, что терем топили днём и ночью, так ещё в одной горнице вместе с крохой спала нянька, а она мало того, что храпела, так ещё зад её по ночам барствовал и трещал без умолку.
Но что она могла поделать? Возмутиться? Сказать? Ведь уже сносно лепетала! Но никто не вслушивался в её слова. Говорит —и ладно! Тоне казалось, что она могла прочитать стихи и в ответ на это слушатель только мотнул бы головой, отгоняя наваждение, и улыбнулся бы, как ни в чём не бывало.
Но, конечно, дело было не только в невнимании к выходящим за рамки потребностям малышки. Тоня уже поняла, что в тереме каждая женщина занимает определённое положение, и сдвинуть её непросто. А все потому, что дед Тони — думный дьяк разрядного приказа! Над Еремеем Дорониным стоит только боярин Кошкин-Захарьин и сам великий князь, а остальные… Тут всё сложно.
Большинство бояр да князья, безусловно, выше по положению и зовут дедушку Еремейкой, а кое-кто и пальцем грозит, но к ногтю прижать не смеют, как любого другого думного дьяка. Вон как достаётся ото всех дьяку хлебного приказа! Вечно он виноватым выходит перед всеми, а Доронину поди скажи гадость, если он ведает делами всех служивых людей.