Боярышня Дуняша - стр. 3

— Ох… как же это…

Душа Антонины заметалась.

—…но разве можно в прошлом что-то менять? — вырвалось у неё.

— Это твоя задача, а об остальном не думай.

— Но…

Тоня понимала, что сейчас самое время задавать умные вопросы, но она слишком разволновалась, а тем временем вокруг всё стало исчезать, потом её окутала темнота и тут же вытолкнуло в свет.

— А-а-а-а-а, — закричала она, почувствовав удар по попе.

— Какая крепенькая девочка! Красавица! Иди к мамочке, — засюсюкал кто-то.

Друзья, добро пожаловать во времена Ивана III Великого (1440-1505). Это дедушка известного всем Ивана Грозного.

Никакой магии, но масса положительных эмоций. Мы с Вами постараемся использовать все шансы, чтобы тихо и мирно изменить историю к лучшему.

2. Глава 2.

— Какие у нас умненькие глазки, какие крепенькие ручки… — раз за разом слышала Антонина и фыркала.

Ну, где там ум они приметили, если у неё всё в глазах расплывается, причем как зрительно, так и в мыслях.

Но в рассеянности сознания было спасение, потому что ощущать себя младенцем было тоскливо, странно и… противоречиво.

Этот период остался в её памяти отрывками. Она запомнила ласковые руки и голос мамы, басовитое жужжание отца и грубоватый голос деда. Как бы Тоня ни пыталась сосредоточиться и напомнить себе, что является младенцем только внешне, каждый раз таяла и испытывала эйфорию при контакте с близкими. Она буквально погружалась в чистую, ничем не замутненную радость и это было волшебно.

Мама, отец, дед часто брали свою кровиночку на руки и носили по дому, воркуя над ней. Тоня от души дрыгала ножками и умилялась радостным возгласам взрослых. А ещё ей нравилось касаться своими крохотными пальчиками лиц родных. Они от этого впадали в экстаз и даже суровый дед восторженно лепетал всякие глупости.

Ещё были няньки и какие-то старухи. Их Тоня невзлюбила сразу. От них дурно пахло, но все делали вид, что не замечают этого. Нянька постоянно дышала на маленькую Тонечку чесноком или луком, а старухи воняли издалека. То ли они плохо следили за своей гигиеной, то ли дело было в невозможности освежить одежду. Как бы то ни было, Тоня терпеть не могла, когда они брали её на руки, но, признаться, делали они это не часто. Мама не любила этого, а сама Тоня в таких случаях плакала и выкручивалась. В ответ на свой малышовый протест всегда слышала осуждающее:

— Строптивица растет! Ишь, норов кажет. Ты, матушка-боярыня, поменьше балуй её, а то пропадет девка через выкрутасы свои.

— За языком следи, а то отрезать можно! — изредка огрызалась мама.

— Ой, матушка, это я так… по бабьей дурости, — тут же отступала вредная старуха, но все они умели очень хорошо притворяться.