Бородинское сражение - стр. 4
– Ха… – выдох чей-то, что-то ткнулось в стену, и штык пробил доску, и мимо Денискиного уха – треськ! – и обратно, точно и не было. Дениска отпрыгнул от стены.
– Ура-а! – пронеслось за стеной.
– Куда! А вот на тебе!
– Паныч-панычь не убивый меня! паны… ч-ч-ч, – и страшный выдох.
– Братцы… нога… Господи помилуй! Как же без ноги-то.
– Новая отрастет!
– Поднажми! Братушки! Ура-а!!!
Дениска со всей силы сдавил ладошками уши. Тише не стало. Всё тоже, но глуше, и оттого еще страшнее. Удивительно, но ядра и гранаты летая над сараем и мимо сарая, в сарай не падали, точно Чья-то невидимая рука оберегала этот покосившийся, окруженный огнем и смертью, сарай, в котором прятался маленький испуганный до икоты мальчик.
Как начало темнеть, Дениска, сильно-сильно зажмурившись, перебежал из сарая в дом, споткнувшись о кого-то, стукнувшись обо что-то, он забился под лавку. И сидел там, пока в дом ни влетела граната, и огонь жарко ни стал вылизывать бревна.
***
До самой темноты, до приказа Кутузова об отступление, Шевардинский редут, всего лишь левый край русской оборонительной линии, недостроенный, не представляющий никакой стратегической важности – просто редут на краю мира – стал центром первого дня сражения – Бородинской битвы. Центром притяжения десятков тысяч людей, которые от рассвета до самой темноты убивали друг друга. Четыре раза редут переходил из рук в руки. И когда русские отступили, и французы, наконец-то заняли разрушенный до основания редут, на редуте и в сотнях метрах от него, французы не смогли найти ни одного живого русского. Ни одного мало-мальски последнего пехотинца не смогли привести к Наполеону и показать, как пленного русского солдата. Ни одного пленного. 11 тысяч разноплеменных тел – 6 тысяч русских и 5 тысяч поляков и французов. И ни одного живого. Эти тысячи мертвых солдат пролежали ночь, и следующий день, и последующий день, и еще 62 дня Шевардино было покрыто телами окоченевших искореженных прогнивших трупов.
Русские не смогли забрать всех своих убитых, а французы расчистили лишь часть Шевардинского кургана, где был редут, где на утро после боя Наполеон устроил свой наблюдательный пункт. Там, где тела павших не могли оскорбить взора императора, их и не тронули, тем более что тела эти были русских и каких-то поляков (своих соплеменников французы, конечно же, предали земле; сами же поляки вместе с Понятовским, были сразу переброшены к деревне Утицы и не могли должным образом похоронить своих товарищей, оставив это на совести французов). Лишь когда французы ушли из Москвы, на Шевардинском редуте появились живые люди, и только тогда стали хоронить мертвых – всех вместе, без разбора – потому как за два месяца было просто невозможно оторвать вцепившиеся и вросшие друг в друга тела.