Борн - стр. 12
Повинуясь порыву, я крепко обняла Вика, попытавшегося отстраниться. «Это просто общее дело, вопрос выживания, – говорило мне его сопротивление, – не надо смешивать личные отношения с бизнесом». Однако я ничего не могла с собой поделать.
Как не могла отдать ему Борна. И отнюдь не из лицемерной жалости, заботливости или чего-то в таком роде. А раз не могла отдать, то и говорить о нем перестала. На вопросы отвечала односложно и легкомысленно: «Он в порядке», «Он всего лишь растение и ничего больше», «Ходячий кактус, горшок по нему плачет». Вик смотрел так, словно видел насквозь, однако Борна не трогал.
Все это стало проверкой того, не исчезло ли между нами взаимное доверие, и каждый раз, потихоньку расширяя эту зону доверия, я ожидала, что Вик не выдержит груза и его терпение лопнет.
Что я нашла в комнатах Вика
Доверие, однако, требовало кое-какого предательства. Задолго до появления Борна, я обыскала комнаты Вика, пока он ходил продавать своих жуков. Думаю, он сделал то же самое, хотя кто знает? Анатомию доверия друг с другом не обсуждают.
Осуществление моего предательства потребовало определенных навыков в работе с отмычкой и обходе ловушек, но в итоге оказалось, что игра не стоила свеч. Все три его комнаты мало что смогли поведать о своем хозяине. Признаки его существования в этом ограниченном пространстве оказались мизерны. Ни семейных фотографий, ни портретов, лишь крайне скромный набор личных предметов.
Тогда я решила, что, вероятно, Вик хочет ограничиться малым, чтобы все тайны, лежавшие на сердце, так там и остались. Вообразила, что где-то глубоко, в самой толще Балконных Утесов, погребен запертый сундук, где Вик прячет все, что может бросить на него тень. Если это и было так, мне это место неизвестно. У меня в руках имелись только весьма жалкие доказательства, выуженные из ящика стола посредством творческого переосмысления техники открывания замков: свернутый схематический рисунок рыбы, засунутый в трубу разбитого телескопа, и металлическая коробочка, полная мелких алых раковинок наутилусов, витых и безжизненных.
Я сунула в карман одну, намереваясь рассмотреть попозже, и развернула рисунок, подставив его под тусклый свет светлячков, разведенных Виком на потолке. Мне было известно, что это связано с его последним проектом для Компании, тем, о котором он болтал только по пьяни. Ничего подобного еще не выползало из импровизированного чана-бассейна. Пока не выползало.
Каково бы ни было содержание рисунка, на первый взгляд это было просто изображение уродливой рыбы вроде окуня или карпа. Поперечный разрез с линиями-стрелками, исходящими из мозга и других частей тела, на конце которых находились цифры и случайные буквы. То, что у рыбы было лицо бледной женщины с голубыми глазами, помогало не очень, впечатление все равно получалось омерзительным. Закрадывалась тревожная мысль, что какой-то сумасшедший ученый решил оживить носовую фигуру древнего парусника.