Болван - стр. 24
– И нам она присуща.
– Да! Именно!
– Ваши измышления надо было бы зачитывать кайзеровским солдатам перед атакой для поднятия боевого духа. Про русских, не освоивших колесо…
– Так! Вы-ы искажаете мои слова!
– Простите. После контузии, полученной в Афгане, из-за которой я не попал в Чечню, я мог не расслышать некоторые нюансы.
Он косо смотрел на Бориса Генрихович, как на огромную говорящую вошь.
«Началось!» – подумал Борис, шмыгнув недавно разбитым носом. – «Теперь либо врежет, либо вызовет на дуэль!»
Но Аркадий Романович ничего не сказал и вновь устремил взор в сверкающую мозаику бегущих волн.
– А вас не интересовало, почему люди на фотографиях, сделанных сто лет, назад выглядят большими людьми, чем живущие в наше время?
– Это кто же?
– Ну… скажем, дворяне, офицеры.
– О-о! Ну а почему не всякие Сидоры-Пахомы?
– Потому что я не про Сидоров говорю!
– Ну тут, по-моему, все очевидно. Поколения людей, выращенных в тепличных условиях…
– Не-ет! Этот… – Аркадий Романович кивнул в направлении, где в нескольких километрах стоял особняк бандита. – Тоже своих детей в тепличных условиях вырастит. И в Париже они у него будут на «Феррари» гонять, и на Гавайях ляжки греть, и в Лондоне образование получат. У них, по-вашему, когда-нибудь будут такие лица?
– Нет.
– Это не вопрос благосостояния, Борис Генрихович. И не вопрос чистоты крови.
– Энтшульдигунг, а что конкретно вы имеете в виду? Красивых лиц сейчас тоже не так мало.
– Что конкретно? Глаза! Вы видели эти глаза?
– Э-э…
– Это глаза людей, подсознательно готовых к смерти. Таких глаз сейчас нет ни у кого.
– Я бы не сказал.
– Как вы думаете, – продолжал Аркадий Романович, сумрачно понижая голос. – Почему в самые тяжелые годы Второй Отечественной наши офицеры вставали и первыми шли в атаку на вражеские пулеметы? Не отсиживались в уютных землянках, как тридцать лет спустя. Не тыкали солдатам в спину пистолетиком. Среди них было немало тех, кто, как вы выразились, всю жизнь рос в тепличных условиях.
– У вас очень романтизированные представления…
– В Афгане, – Аркадий Романович не слушал его. – Не было и пятой доли того ада, который творился под Танненбергом, в Галиции или в Карпатах. Но я видел, как крепкие с виду парни, любящие помахать кулаками, за пару месяцев превращались в конченых тряпок, в размазней, готовых уползти от войны в песок. А потом, вернувшись, спивались, сходили с ума или резали себе вены. Как же так? Кстати, у вас клюет.
– О! Сорвалось… Да, ну так и что?
– Да-а, эти люди были готовы умереть за страну и за веру! Они постоянно носили за плечами свою смерть!