Болван - стр. 16

Все это словно в дешевом, чернушном кино

Или в романе, который, закрыв, ненавидишь.

Слишком бесчестно,

Пошло и дурно,

Слишком гротескно,

Карикатурно.

Все что любил я, все, во что верил, чем жил

Было насмешливо превращено в мертвечину.

Сколько потребует жизнь предстоящая сил?

Сколько еще мне терпеть, да и есть ли причина?

Мир изменился, будто на голову встал,

Черное белым, а белое черным предстало.

Мне двадцать лет, а мне кажется, я уже стар.

Сила жестокая душу вытягивать стала.

Я лишь начало

Жизни увидел,

Слишком уж мало

Сделал, увы, дел.

Если мне все же не повезло,

Буду я жить Властелину назло.

– Ни фига себе! Ну ты… Цветаева! А почему вся песня в мужском роде?

– Я писала ее во время депрессии, не спрашивай. Наверно мое мужское «я» как-то жестче выражает переживания.

– У меня была девчонка в школе. Тоже писала стихи от лица мужчины. Причем не просто мужчины, а выдуманного поэта, который якобы жил двести лет назад и даже стрелялся с Пушкиным. Странные вы, барышни…

– Это вы, юноши, слишком простые.

– Спой еще что-нибудь.

– Погоди, надо отдохнуть. Я че-то полностью выгорела.

В это время в темноте послышались медленные шелестящие шаги. Кто-то неспешно приближался к ним по лугу.

– Ну-ка… – Олег стал подниматься, на всякий случай вынимая из джинсов карманный нож.

Темная, сутулая фигура с палкой-посохом в руке остановилась и многозначительно покивала головой.

Это был дядя Петя. Сухой, заросший, полубезумный житель одной из дач, ушедший в себя, после того как его сына сбил поезд. Он почти круглый год жил на даче один, без электричества и газа. Никогда ни с кем не общался. Из всех дел жизни, продолжавших связывать его с реальностью, у дяди Пети оставался только огород.

Иногда в сумерках поздние водители видели его в сером дождевике, бродившим по полям за несколько километров от дома. Он был вполне безобиден. Хотя наверняка этого, конечно, никто не знал. Его ночные странствия давали мнительным бабам почву для самых гадких слухов и подозрений.

– Что сидите-то? – спросил он угрюмым голосом.

Олег пожал плечами.

– Все спят, а вы тут поете! Идите домой!

– Мы сидим в поле и никому не мешаем, – улыбнулась Алина.

– Знаете, кто тут ходит?

– Волки? – ухмыльнулся Олег.

– Волки… Если б только волки! Чертовщина бродит, бродит, бродит… дымом черным стелется… Вон! – старик вытянул руку с кривым, заскорузлым пальцем в направлении реки. – Во-он оттуда… п-поползет!

– Кто поползет?

Дядя Петя хотел что-то ответить, но лишь захлопал челюстью и раздраженно затрясся от непонятливости молодых.

– Кто, кто! Идите, идите! Домой… Нечего тут!