Большое изменение. Книга 1. Последний шанс человечества - стр. 28
– То есть вы поставили нас в такое положение, что за нами идёт охота мафии? Готовой выкачать из нас всю кровь до капли? Понятно! – Оливия поднялась.
– Нет, это чересчур категорическая оценка, – пытаясь успокоить Флоренс, Лаймс заговорил скороговоркой. – Я говорил лишь про то, что есть такая вероятность. Но, Оливия, лучше не рисковать, вы согласны? Когда мы выведем «Адекват» на общепотребительский уровень, угроза исчезнет сама собой. У меня к вам особое отношение. Я рассказывал, мой отец – доктор Снейдс. Он умер, защищая вашего деда, первого человека новой эры. Я не знаю… Может это просто сентиментальность, но я чувствую свою ответственность за вас. Наверное, потому, что моему отцу так и не удалось его спасти…
– Или же вы просто ездите мне по ушам, – перебила Оливия, – потому, что я отказываюсь работать на ваше сраное правительство и жертвовать ради него своей жизнью!
– Я знаю, она и без того у вас не из лёгких, – не бросил своих попыток профессор. – Не думайте, что я вам не сочувствую. Но я прошу вас: дайте согласие! Так будет легче и спокойнее нам всем.
– К черту вас! Везите меня домой. Немедленно!
Неожиданно, на последних словах Флоренс, в кабинете появился Маклиннер. Желваки ходили по его лицу, будто волны в январском море.
– Что вы ей сказали? – спросил он сквозь зубы у Лаймса.
– Ничего из того, что сможет меня тут удержать, – заявила Оливия полковнику. – Я от всего категорически отказываюсь. Где подписать, что я согласна до конца дней своих хранить всё это дерьмо в страшном секрете?
Глава 9. Возвращение домой
Оливия приехала домой в бешенстве, почти за полночь. Ещё одна прогулка на вертолёте и армейском джипе, довёзшем её до самого дома, ничуть её не успокоила. Всю дорогу, кроме пары десятков минут, которые она, как добросовестный Алк, вынужденно вздремнула, её одолевали полные гнева мысли.
«Какое свинство! Без спроса втягивать людей в смертельно опасные игры. Что они о себе думают? Что я буду плясать при первых же звуках их дурацкой дудочки? Пусть остальные поступают, как хотят, я не позволю манипулировать собой…».
Она злилась на мягкотелого, пусть и тронувшего её своей искренностью, профессора, и в глубине души надеялась, что его откровенность была не показной. Тем более она сердилась и на совершенно ей не понравившегося солдафона Маклиннера. На подозрительных Предтеч, каждый из которых, похоже, стоил друг друга. Кроме разве что бесцветной серой мышки, носящей то же имя, что вся база, ну и, может быть, ещё слишком безобидного для каких-либо подозрений толстяка-фермера.