Большие маленькие люди - стр. 3
Детей в нем было намного меньше, чем в обычном, и они тихо сидели по своим партам. Пугающе тихо. Каждый занимался своим делом, не разговаривая друг с другом. Гиблое местечко. Мне стало не по себе. Мама же, наоборот, обрадовалась и, наклонившись ко мне, прошептала: «Какие тихие, спокойные, посмотри! Не будут тебя донимать».
Было в этом что-то неправильное. В конце концов, не так уж плохо, когда тебя донимают. А им не было до меня никакого дела. Действительно никакого дела.
Восемь мальчиков и только одна девочка – я. За третьей партой мальчик бубнил себе под нос: «бум-бум-бум» и с остервенением выкручивал большой палец. Я удивилась. Ведет себя как трехлетка, а не будущий первоклассник. Мальчик в конце класса раскачивался из стороны в сторону. Он делал это настолько долго и монотонно, что меня едва не укачало, глядя на него. Я насторожилась еще больше.
Лишь мальчишка у окна оживленно тыкал пальцем в стекло, крича: «Эй, ты! Эй, ты! На ветке!». Он мне понравился. Один живой среди мумий.
– Ольга Геннадьевна, это Вероника, – завуч подтолкнула меня к кудрявой женщине. Крупная, нет, грузная и с таким же выражением лица, как у мамы, когда мы вместе на людях. Притворная вежливость. Скорее, вежливая притворность. Мама дома и в обществе – две женщины, незнакомые друг с другом.
Особый упор она сделала на моем имени, будто намекая на что-то.
– Эй, ты! На ветке! – вдруг завопил мальчик у окна и треснул кулаком по стеклу.
– Павлик! – ласково протянула Ольга Геннадьевна.
Павлик мне сразу перестал нравиться. Явно здешний. Как оригинальный экспонат в жутковатом музее, по которому у нас сейчас экскурсия. Завуч терпеливо улыбалась. Мама отвернулась и с интересом изучала краску на стене.
– Эй, ты! На ветке! – Павлик продолжал колотить стекло. Слишком оригинальный.
– Павлуша! Не надо так. Не надо, – протянула завуч по слогам. Павлуша отвернулся от окна, сел за парту и посмотрел на нас. Я отшатнулась, ударившись о мамин живот. Один глаз смотрел на нас, а другой продолжал рассматривать птицу на ветке. Он ткнул в меня пальцем и весело закричал: «Эй, ты!». Внутри похолодело. Я позавидовала птице. Она была по ту сторону окна.
От испуга я заплакала. Долго сдерживалась, сглатывая ком в горле, но всему есть предел. Мне грозила опасность. Пусть на меня и смотрели такими же глазами, как на этих ребят, но мне явно здесь не место. Я тут погибну.
Я продолжала плакать. Мама покраснела, и краснела еще больше, переговариваясь с завучем. Наконец вытолкнула за дверь со словами: «Успокойся!», – и закрыла ее за собой. Я осталась одна в коридоре. Неразборчивый шепот за дверью возобновился, но мама уверенно прибавляла громкость.