Больше никогда - стр. 8
- Мне нехорошо, - тихо сказала я медсестре. - Дышать тяжело.
В груди и правда была тяжесть, будто я под гирей лежала. Очень хотелось покашлять, но я благоразумно этого не делала, памятуя, что прямо сейчас там, внизу, врач орудует скальпелем и может поранить внутренние органы или малыша. Малыш. Ох, неужели я его сейчас увижу? Скорей бы. Интересно, какой он? Надеюсь, похож все-таки на меня, а не на своего гада отца.
- Сердце в норме, - сказал мне анестезиолог. - Это просто живот на вас ещё давит. Сейчас ребёнка достанем, и все пройдёт.
Надеюсь. Кашлять хочется нестерпимо. Такое чувство, что я задыхаюсь, хотя грудь шевелится. А ещё эта дрожь. Меня колотит так, будто я одержима дьяволом. И зубы стучат. Уже несколько раз язык прикусила.
- Наверное, сахар в крови упал, - заметила медсестра. - Девчонки сказали, она не ела двое суток.
Сахар упал? Я же не диабетик. Хотя… Ой, что-то мне совсем нехорошо. Опять в глазах темнеет и шум в ушах. И воздуха не хватает. Кто-нибудь, помогите! Я не могу говорить. Я задыхаюсь.
Запищал какой-то прибор. Вокруг меня засуетились.
- Быстрее! - скомандовал кто-то с той стороны голубой шторки.
- Катя, смотрим на меня, - строго велел анестезиолог над моей головой. - Глаза не закрываем. Говорим с нами. Говорить можете? Катя, ау!
Его слова проплыли мимо моего сознания. Я услышала их и вроде бы даже поняла. Но та, что должна была на них ответить, временно отсутствовала в моем теле. А та, что еще там оставалась, думала только о том, как же тяжело дышать и как нестерпимо хочется кашлять.
Хлопнула дверь. Я чуть повернула голову, борясь с вязкой дремотой и деревенеющими мышцами. В небольшом окошечке, ещё не заполненном темнотой, увидела, как трое людей склонились над столом с тепловым излучателем сверху – таким же, как в родовой. Там что, малыш? Почему он такого цвета? И почему не кричит?
Рассмотреть почти ничего не удалось. Шум в ушах усилился, и темнота практически лишила меня зрения. Воздуха же в груди не осталось совсем. Я попыталась покашлять, наплевав на то, что могу напороться на скальпель. Из груди вырвался единственный влажный хрип, и я поняла: у меня в лёгких какая-то слизь, и я не могу сквозь нее дышать. Вот почему мне так тяжко. И вот почему я как будто тону: я действительно задыхаюсь.
Осознав это, я вынырнула из небытия и забилась в панике. Попыталась приподняться и если уж не криком, так хоть действием и знаком подать сигнал: я умираю.
- Лежи, не дёргайся, уже зашиваем! – рявкнул на меня анестезиолог, надавливая на плечи.
Зашиваем? А где малыш?