Большая книга тёмных сказок Руси - стр. 2
«О запустении града Большого Китежа рассказывают отцы, а слышали они от прежних отцов, живших после разорения града и сто лет спустя после нечестивого, безбожного царя Батыя, ибо тот разорил ту землю заузольскую, а сёла да деревни огнем пожег. С того времени невидим стал святой град Большой Китеж и монастыри его. Сию книгу-летопись написали Мы в год 6759.»
Старичок поставил гусиным пером жирную точку, подскочил и пустился в пляс. Вприсядку он вывалился на улицу, метнулся к козе и давай ее целовать! Коза перестала брезгливо жевать траву, удивлённо посмотрела на хозяина, а тот чуть ли не душит её от счастья:
– Написал! Написал я летопись, Марусенька. Узнает! Узнает народ теперича всю правду ту про Китеж-град Великий!
Коза лишь хрипела:
– Отвяжи!
– Да, да, родимая! – старик ещё раз поцеловал козу и забыв её отвязать, покатился к городским воротам.
Маруся с несчастными глазами посмотрела ему вслед, печально вздохнула и продолжила жевать своё сено. А старикашка уже несся мимо вялотекущей жизни горожан, его мысли были заняты лишь тем, как потомки воспримут его «Летопись прошлых лет». Граждане же, завидев старичка, неспешно кланялись иль испуганно крестились, а то и вовсе брезгливо плевались и говорили друг другу:
– Глянь-ка, наш святой старец куда-то лапти навострил!
– Дурно пахнет такая святость!
– Уж прапрадеды наши все издохли, что ещё при нём родились!
Но старичок, не замечая их лепет, выбежал за пределы города и поспешил к святому озеру Светлояр. А у озера кипела своя особенная, неспешная жизнь: малокитежские девки собирали на полянках цветочки, плели веночки и пускали их в воду. И так каждый день, из века в век. Парни ждали, ждали, когда все лютики на полянках закончатся, даже пытались их косить косой, но всё зря, вырастают проклятые снова и всё тут! Ну и ушли парни к вдовым бабам. А девки всё пускали и пускали свои венки, да песни горланили, те что и ни к месту и ни ко времени:
Не дарите мне цветов, не дарите.
В поле нет их милей, не сорвите!
На лужайку опущусь я вся в белом —
разукрашусь до ног цветом смелым:
красная на груди алеет роза,
на спине капризнейшая мимоза,
на рукавчике сирень смешная,
а на подоле астрища злая!
Я веночек сотку из ромашек.
А знаете, ведь нету краше
жёлтого, жёлтого одувана
и пуха его белого. Ивану
я рубаху разошью васильками:
бегай, бегай, Иваша, за нами!
Беги, беги, Иван, не споткнись —
во всех баб за раз не влюбись,
а влюбись в меня скорей, Иваша;
разве зря я, швея-вышиваша,
васильки тебе вышивала,
да на подоле астрища злая
просто так ко мне прицепилась?
И зачем в дурака я влюбилась?