Большая книга тёмных сказок Руси - стр. 13
Не ходи гулять во поле чистое,
унесёт тебя речка быстрая,
речка быстрая рукотворная,
река времени она. А баба вздорная,
наглотается и не выплывет,
унесёт её судьба и выкинет,
и ни в рай, ни в ад, а в средний мир,
где дед сидит, а у деда пир,
он ест и пьет да всё косточки,
а подавится, так тросточкой
взмахнет, и войной идут все народы,
друг на дружку ведь идут. Вот уроды.
Не успела я очи свои черные на птицу дивную отворотить, как она уже в брюхе моём сидит, курлычет. А как посидела, так и вылетела наружу, и прочь полетела – только я её и видела! Вот поднялась я с сырой земли и ужо не порожняя домой пошла, а брюхатая. Вскоре и ты родился. А как на ноженьки встал, так отцу своему летучему в пояс и кланялся.
– Не, не помню я такого! – мотал головой Макарка. – А что ангел в твоем брюхе делал?
– Да бог его знает, только с той поры я понесла.
– Что понесла? – переспрашивает отрок.
– Тебя понесла! Дурья твоя башка, – сердилась ведьма и укладывала Макарку спать на лавку.
А сама лезла на тёплую печку и пела оттуда всегда одну и ту же колыбельную песню, самой себе видимо и пела:
Как и в небе, и в земли,
живут хвори-баюны.
Спи детинка, засыпай,
отца, матку поминай
добрым словом, а дурным
мы всех прочих просвербим.
И сколько бы злющая ведьма ни приучала Макарку злыми делами себе на хлеб-соль зарабатывать, никак малец не хотел сию науку постигать. Как ни ругала его Потвора, как ни секла розгами, ни в какую её родная кровь не хотела пакостями заниматься. А как парубок в совершеннолетие вошел, так и прогнала она его со двора:
– Иди, ищи себе кров и стол, а я такого дурня кормить никак не могу!
И на смурном её лице, застряла нежеланная слеза, а застряв, прожгла кожу насквозь. И на том месте выросла еще одна безобразная бородавка. Много таких бородавок было на её лице, вислых грудях и не по возрасту дряблых руках.
Склонил Макар буйную голову – делать нечего, надо уходить из отчего дома. А с другой стороны, да и какой же это дом? Весь провонялся сорной травой, мутными вонючими взварами, сухими лягушачьими лапами да потным русским духом, в неровен час стучащим за очередной мерой проклятий на соседку или присыхом для невесты или жениха.
Плюнул молодой детинушка на гнилую продажную лавку своей матушки да и вышел вон. А куда пешему податься? И там его не ждали и тут не рады. Хлеба-соли не дают, ворота перед носом затворяют, носы ворочают, дразнятся и пальцы в фиги складывают. Это ведь совсем разные вещи: сыто дитятко, родной матушкой обласканное, по головку погладить или рубль подать лбу здоровому на утробушку его ненасытную.