Большая душа - стр. 5
Глава III
Ну, конечно же, она, Дося!
Едва успел упасть тяжелый крюк, как входная дверь быстро и широко распахнулась под чьей-то энергичной, нетерпеливой рукой.
– Дося!..
Высокая, тоненькая девочка с белокурыми локонами, разбросанными по плечам, с двумя яркими алыми бантами над маленькими розовыми ушками, в слишком коротком платье, из которого она успела вырасти, вошла, вернее – вбежала в кухню и с размаху кинулась к маленькому горбуну, уткнулась лицом ему в плечо и неожиданно громко, судорожно зарыдала…
«Она опять… Опять меня при-би-ла…» – только и смог расслышать Веня сквозь ее рыдания.
Но и этих немногих слов было вполне достаточно, чтобы мальчик понял, в чем дело. С нежной настойчивостью он поднял голову плачущей девочки со своего плеча и заглянул в ее залитое слезами лицо.
– И опять, наверное, ни за что ни про что? И опять ты, конечно, невинно пострадала, бедная Дося? – тоном нежного участия спросил он.
Новые рыдания были ответом на его слова. Потом плачущая девочка неожиданно освободилась из рук своего приятеля, упрямо, как маленькая норовистая лошадка, тряхнула головой и в два прыжка очутилась в комнате. Здесь она повалилась на кожаный диван и, зарывшись лицом в старую потертую гарусную подушку, вышитую когда-то Дарьей Васильевной в подарок мужу, залепетала, всхлипывая и запинаясь на каждом слове:
– Ну, чем я виновата, скажи на милость, что не могу и не умею читать стихи, как она?! Нет у меня таланта ни капли, да и только… Ну, послушай, горбунок, сам подумай: если она такая умная, – не все же должны быть такими?.. И таланта у меня столько же, сколько у черной соседской курицы… Ах ты, Господи! Уж я и не знаю, что мне делать, право… Ведь обидно же слушать каждый раз, что я «дылда» и «тупица», и что мне давно пора подумать о том, как зарабатывать себе самой хлеб, и что я до четырнадцати лет, как камень, вишу у нее на шее… Да разве я сама рада этому? Да что же делать, горбунок, если уж я такая ничтожная и бездарная уродилась?.. Ни шить, ни вышивать не умею. Да и не люблю, признаться… Пускай лучше в дырках вся ходить буду, а ни за что ничего сама себе не починю… Ни за что в мире!.. За это она главным образом и сердится на меня, и бранит меня. А потом – эти стихи!.. Мука какая – декламировать их перед ней!.. Не в силах я этого делать, горбунок ты мой хороший!.. Ты только представь себе: сядет она в кресло, такая нарядная, красивая, благоухающая духами, и начнет смотреть на меня своими чудесными глазами… Смотрит и ждет, когда я начну. А у меня, как нарочно, в голове последние мысли путаются. И под коленками что-то дрожит… Хочется не стихи ей читать, а говорить ей, какая она прекрасная, доб рая, а я гадкая, противная, бездарная перед ней…