Болото - стр. 3
– Вон за полем. Узнать, как называется.
Старшина приподнимался устало и неохотно. Сидя, вдел руки в лямки вещевого мешка, потом встал на одно колено, затем на другое.
– Вещмешок оставь, – сказал командир. – Тумаш возьмет.
Сбросив с плеч тяжелый, набитый толом вещевой мешок, с автоматом в одной руке старшина ленивой походкой пошел по меже вдоль ржаной нивы. Из-под нависших ветвей Гусаков проследил, пока тот не скрылся за рожью.
– Да-а, – неопределенно произнес Тумаш. – Сварил кашу. Как теперь быть?
В вопросе фельдшера послышался тайный упрек ему, командиру, словно он был виновником происшедшего. И командир не ответил. Своей вины в их неудаче он не чувствовал, а обсуждать чужую вину ни с кем не хотел. Тем более с подчиненным или посторонним, каким, по существу, являлся для него этот фельдшер. Впрочем, о том же намекали и в особом отделе, где перед вылетом он проходил инструктаж и где оставил (уже не помнил, какую по счету) подписку о неразглашении. Похоже, спутников для него подобрали случайно, без должной подготовки к опасному заданию. Воспользовавшись его командировкой, вызвали тех, кого понадобилось отправить к партизанам. Хотя кто думал, что все так получится, что их сбросят не туда, куда следует, и их никто не встретит? Тем более – с его, в общем, не тяжелым, но весьма важным и секретным грузом.
– Ты где воевал? – спросил Гусаков, внимательно взглянув на сморщенное и багровое, видно недавно обожженное лицо Тумаша.
– В танковых войсках.
– Танкист, значит?
– Фельдшером был.
– Теперь партизаном будешь. Тоже неплохо, – скупо улыбнулся командир.
– На войне все неплохо, – просто ответил Тумаш. Его неприятное, безбровое лицо оставалось невозмутимо серьезным.
Гусаков подумал, что надо бы фельдшера, а не старшину послать в деревню, потому что старшина хотя и назвался разведчиком, но в разведку пошел, пожалуй, впервые. Впрочем, в их положении назваться можно было кем угодно – документы и погоны они оставили в штабе, а с виду были все одинаковые…
Сторожко озираясь по сторонам, Огрызков вышел из ржи и, присев, затаился под грушей.
Низкорослая молодая грушка вольготно роскошествовала на солнечном приволье, колючее ее сучье низко свисало к самой земле. Впереди за картофельными огородами раскинулась лесная деревушка – гряды, сарайчики, хаты под соломенными стрехами, за ними несколько старых деревьев. Из закопченной трубы крайней хаты вился слабый дымок – наверно, готовился завтрак. За изгородью ходила тонкая, с виду не старая еще женщина, что-то высматривала на грядках, иногда наклонялась, что-то щипала. Чуть в стороне возле кустов паслась привязанная на веревке лошадь; то и дело помахивая хвостом, отгоняла мошкару.