Болото пепла - стр. 30
– А ну выплюнь его, Лубберт! – велела Старая Пай внуку, но ответом ей был смачный хруст.
Мальчишка снова опустился на четвереньки и, вертясь как волчок, убежал за стену соседнего дома. Оттуда раздалось хихиканье с подвываниями.
– И когда же вы сподобитесь камень-то из его головы выковырнуть, а, мастер Блэк?[5] – всплеснула руками торговка.
– Я уже говорил, Пай, – мягко ответил Эшес, – нет у Лубберта никакого камня, просто он такой уродился и таким останется. Тут уж ничего не поделаешь.
– Не был он таким! – в сотый раз повторила та.
Старушка упорно продолжала верить россказням о камне слабоумия и объясняла нежелание Эшеса вскрывать голову ее внуку исключительно вредностью хирурга. При всяком удобном случае она подступалась с этой просьбой, видимо, надеясь его переупрямить.
– Кто это, мастер Блэк?
Эшес проследил, куда указывала Твила, и увидел на противоположной стороне улицы Эмеральду Бэж. Та усердно разглядывала их в позолоченную подзорную трубку. Сообразив, что ее заметили, она сделала то, что положено делать всем леди в компрометирующей ситуации: избавилась от улики, передав трубку компаньонке, поднесла к носу флакончик с нюхательной солью и поспешила прочь. Вскоре обе скрылись в шляпной мастерской.
– Очередная сгорающая от любопытства, – пояснил Эшес, – придется привыкнуть, первое время все так на тебя будут смотреть. Доела? Тогда идем.
Твила с готовностью поднялась. По правде говоря, он еще не придумал, куда идти дальше, но решение буквально само кинулось им под ноги: едва ступив на дорогу, Твила столкнулась с вынырнувшей из-за угла старухой. Годы и тяжелая работа согнули ее спину почти параллельно земле, но Эшес, да и все в деревне знали, что, несмотря на почтенный возраст, вдова Доркас Уош заткнет за пояс любого здоровяка.
Корзина, которую она тащила, выпала из подагрических рук, и белье вывалилось прямо в грязь. Брань огласила улицу, привлекая и без того неусыпное внимание жителей Пустоши.
– Посмотри, что ты наделала, негодная девчонка! – закричала старуха. – Чтоб в аду тебе гвозди в пятки вместо башмаков заколачивали, чтоб волосы твои на мельничные жернова наматывали, чтоб…
– И вам доброго дня, Доркас, – вежливо поздоровался Эшес.
Все уже давно свыклись с привычкой вдовы расцвечивать подобным образом свою речь, но Твила помертвела так, будто щедро сыпавшиеся из разинутого рта проклятия сбывались прямо на ходу, и бросилась подбирать упавшее.
– Не вижу в нем ничего доброго, но и тебя приветствую, хирург, – проворчала вдова, уже менее сварливым тоном. – И что это за разиня рядом с тобой? Прежде не видала ее в нашей деревне. Впрочем, крутится споро, – добавила она, принимая из рук Твилы корзину, в которую девушка уже успела затолкать тряпки.