Болото истины. Меж двух мечей - стр. 22
Вместо знаменитой стелы в центре площади возвышался памятник Александру III на коне, со всех сторон загромождённый экипажами. Проезжали и автомобили: иномарки и отечественные «Руссо-Балты» с выпученными фарами. Всё выглядело знакомым: главное, а сейчас единственное, здание вокзала, гостиница Северная, известная позже как Октябрьская. Практически вся доступная глазу архитектура навевала ощущение близости, но в то же время и непринятия. Французы придумали прекрасное слово для подобных чувств – жамевю7.
Ада вздохнула, избавляясь от непрошеного чувства ностальгии по родному ей Питеру.
– Антоша, вот ты где! Я едва нашел вас в этом чистилище.
Невысокий улыбчивый мужчина лет тридцати пяти жарко обнял Ларта. На нём было чёрное меховое пальто наподобие того, что носил Антон Платонович, тёмные брюки и отличного качества кожаные ботинки. Русые волосы, стриженые по последней моде, аккуратно зачёсаны назад. На лице выступала трёхдневная щетина, а характерная одутловатость наводила на мысли о завладевшем им пагубном пристрастии. Похоже, мужчина проводил время в столице не лучше, чем его знакомый в своём сибирском поместье.
Незнакомец с любопытством осмотрел Аду, понимающе кивнув головой.
– Так вот в чём причина твоего странного поведения! А я уж испереживался. Недавно получил телеграмму от Глаши. Она так волнуется за тебя, с ума сходит. Попросила встретить. Сказала, ты мале́нько тронулся, – он карикатурно покрутил пальцем у виска.
– Ну, теперь-то я вижу, что было отчего, – он дружески похлопал Зотова по плечу.
Ларт переглянулся со своей магирани, на ходу сочиняя более-менее правдоподобную историю.
– Вообще-то Глаша не попусту переживает. Она мудрая женщина. Со мной беда приключилась. Пил я, значит, дома… долго пил, пока сам чёрт ко мне не явился.
Краем глаза Ларт уловил удивлённый взгляд Ады.
Она, конечно, предполагала, что он идиот, но не до такой же степени.
Немыслимым усилием шевалье сдержался, чтобы не расхохотаться, однако продолжил рассказ, обратив внимание, что друг помещика слушает воспроизводимую им ересь вполне серьёзно.
– И сказал мне чёрт, коли не брошу пить, так со свету сживёт меня. Я заупрямился, спорить начал. Мол, куда же я без настоечки нашей сибирской. А он разозлился и говорит: «Коли не уразумеешь ты слову моему, так память отниму у тебя». Чтобы забыл я, где Глафира водку прячет, память мою и отнял. Не помню ничего, – лицо Антона Платоновича приняло скорбное выражение.
– Ну, не знаю уж, чёрт ли приходил к тебе, или сам Господь под его личиной, – серьёзно ответил мужчина, – но коли ты Глашу мудрой женщиной называешь, а не дурой, по обыкновению, явно неладно с тобой.